Да, в палату, ибо именно так в больнице Святого Лазаря именовали эту предназначенную для особых пациентов великолепную залу, заставленную вычурной мебелью, расцвеченную восхитительными картинами, украшенную изысканным хрусталём и прекрасными гипсовыми статуями. Обстановку неожиданным способом дополнял прислонённый к стене педальный конь Макмиллана.
Сыскной надзиратель был не один. У широченного окна стоял тоненький студент-политехник в надвинутой на лоб фуражке. Смазливое лицо юноши пошло красными пятнами. Сам он всё время отводил в сторону глаза и зачем-то ощупывал шейную пуговку на мундире.
– Вместо одного ответа сразу два! – восхитился шофёр. И развернулся, чтобы уйти. – Не будем вам мешать!
Уйти не удалось. Фирс натолкнулся на остолбеневшую мадемуазель Понмаре. Барышня смотрела на студента удивлённым, несколько растерянным взглядом.
– Позвольте вас представить! – неунывающим голосом воскликнул Вийт. – Мадемуазель Понмаре из Музея раскопок и находок, свидетельница по делу о спрятанном молотке. Насколько я понял, пришла проведать Фирса.
Все посмотрели на Франсуазу, и та нашла в себе силы скомкано присесть в неглубоком книксене.
– Ветрана Петровна Мйончинская, дочь графа Мйончинского, свидетельница по делу о глотающей камни змее, – продолжал Вийт, наслаждаясь эффектом от своих слов. – А вот она пришла проведать меня! Не обращайте внимание на мужское платье Ветраны Петровны – это единственный способ для графской дочери в одиночку выйти в город.
– Une femme!
[103] – с облегчением воскликнула Франсуаза. – Mon dieu!
[104]
– Весьма рада нашему знакомству! – вежливо произнесла Ветрана Петровна, также попытавшись сделать книксен, но незамедлительно осознав, что в мужской одежде это вряд ли уместно.
– Больше никто тебя не проведал? – спросил Фирс ехидно. – Посетительниц ровно одна?
– Сбежим сразу или сначала попробуем местный обед? – деловито спросил Вийт, игнорируя помощника. – Сегодня обещали куропаток с апельсинами. А вечером я надеюсь заполучить самый настоящий средневековый органиструм. Это что-то вроде лиры с клавишами. Будет очень интересно!..
Тут в коридоре послышались шум и топот. Звуки стремительно приближались. Фирс и мадемуазель Понмаре переглянулись.
– Это за нами? – с нотками растерянности в голосе спросила Франсуаза. – Chasse?
[105]
– За вами погоня? – немедленно заинтересовалась Ветрана Петровна.
Дверь отворилась. В палату вскочил, на ходу застёгивая белый халат, доктор. Взгляд у него был ошалевший. Врач посмотрел на Вийта пустыми глазами и выбежал.
– Похоже, нет, – пробормотала мадемуазель Понмаре.
Вийт весь подобрался. Фирс на всякий случай встал чуть впереди хозяина.
Дверь вновь отворилась – теперь чинно и медленно. Обе створки.
– Их высокопревосходительство природный князь Лодимирский и сопровождающие лица! – объявил больничный привратник, стараясь, чтобы его голос звучал величественно.
В палату вошёл высокий сухопарый мужчина с седыми усами и сабельным шрамом во всю щеку. Следом потянулась целая делегация: адъютанты, писари, чиновники. Были там и обер-полицмейстер, и главный врач Святого Лазаря, и вездесущий Стах, уже весь красный, задыхающийся, потный, беспрерывно вытирающий платком шею.
Фирс немедленно отступил в сторону и согнулся в поклоне. Мадемуазель Понмаре замерла в глубоком реверансе. Студент несколько растерялся, но быстро сообразил, что ему лучше повторить движение истопника, чем барышни. Надо было бы ещё сорвать с головы фуражку, но на это юноша решиться никак не мог.
Вийт же заулыбался во весь рот, подскочил к князю и крепко обнял его, прижавшись щекой к щеке.
– Мне доложили, что ты ранен, сын, – пробормотал мужчина. – Ничего серьёзного?
– Ничего, – ответствовал Вийт. – Чтобы ты не волновался, я час назад послал тебе телеграмму.
– Наверное, я её получил, – кивнул князь. – Прочту, когда вернусь. А теперь, извини, дела…
И их высокопревосходительство вышел из палаты. За ним, естественно, потянулись и все остальные. Припоздавший глава попечительского совета лекарни как раз подбегал к палате и едва не столкнулся с князем нос к носу.
Сыщик Вийт и дело о завещании богача,
или Глава 8, в которой в подвале респектабельного банка, среди хранилищ несметных богатств и ужасающих тайн, в тишине и покое произошло нечто, чему нет и не может быть объяснений
– Итак, – проговорил молодой человек в экзотическом наряде, – вы по памяти выполнили портрет почившего пса Сирка́. Грифелем, на плотной бумаге размером приблизительно с книгу. Рисунок вы заключили в деревянную рамку под стекло. Всё правильно? Принесли выполненный заказ около часу назад и получили за труды трёшку?
– Д-да, – неуверенно кивнул художник и почему-то покраснел.
Гости, собравшиеся в бальной зале особняка Червонопи́ских сгрудились вокруг детектива.
Это был не просто бал, это был маскарад «как у прадедов», и от обилия камзолов, ренгравов, жюстокоров, кюлотов, кафтанов, шаровар, брасьеров, кружев и жабо пестрило в глазах. Сыщик вообще явился в наряде à la Touareg
[106] – в тюрбане и накидке.
Ярко горели многочисленные газовые светильники и длинные свечи «под старину», ряды зеркал на стенах удваивали сияние, и казалось, что зала является частью какого-то фантасмагорического мира. Музыка, вроде бы вполне соответствующая эпохе, – клавесин, виола, мандолина и лютня, на самом деле только усиливала это ощущение.
Сейчас, однако, никто не танцевал. Все следили за тем, как знаменитый детектив проводит следствие.
– А вы, уважаемая госпожа Червонопи́ская, – повернулся юноша к хозяйке дома, – сразу же поставили портрет вашего любимого пса здесь, в бальной зале, вот на эту тумбочку?
– Именно так! – дёрнула носом теряющая терпение женщина. – Вы же сами всё видели, господин Вийт! Как мне не хватает моего Сирка! Даже рисунок его исчез! Только оправа и осталась!
На полу лежали осколки стекла и пустая рамка.
– Трое человек, кроме вас, мадам, успели хорошо рассмотреть рисунок, – продолжал юноша. Он обернулся к свидетелям, – не так ли?
– Ну… – пожал плечами купец Червонопиский, супруг пострадавшей, толстенький улыбчивый человек с квадратным лицом. Он был одет в старинный костюм казацкой старши́ны. – Обычный рисунок. Простая бумага с потрёпанными краями. Всё, как вы сказали, барон. Сирко – чёрным по белому.
