Мужчина заглянул жене в глаза и взял её за руку.
– Действительно! – закивала некая дама в наряде à la Madame de Pompadour
[107], не отходившая от хозяев весь вечер – то ли на правах старой подруги дома, то ли в силу природной прилипчивости. – Художник хороший попался!
Автор рисунка снова покраснел.
– Я заметила, – продолжала дама, – что чёрточки на правом ухе Сирка по нижнему краю образовывали что-то вроде букв. Думается мне, что то была замаскированная подпись!
Все с новым интересом повернулись в сторону художника. Тот стал совсем пунцовым, но всё же нашёл в себе силы кивнуть.
– Ах вот даже как! – буркнула Червонопиская. – Я не увидела. И теперь не увижу, если портрет не будет найден!
Сыщик сделал шаг к третьей свидетельнице, пожилой женщине в старинном флорентийском наряде.
– Я не знаю, что сказать, – развела руками та. – Зачем это следствие? Речь ведь идёт о трёшке! Неужели уважаемый господин анималист не может сделать рисунок ещё раз?
Художник с надеждой посмотрел на хозяев.
– И сделает! Конечно! – рявкнула госпожа Червонопиская. От её резкого вскрика живописец дёрнулся сначала, но потом понял, что именно она сказала, и расцвёл. Купец вновь взял жену за руку и стал шептать ей что-то успокаивающее. Мадам только отмахнулась. – Пропажа возмутительна! Я хочу всё знать! Всё! Тем более что нам посчастливилось принимать у себя самого барона фон Вийта!
Юноша в тюрбане склонил голову.
– Ваши слуги проверили мусорные корзины в доме и землю под окнами снаружи, – заговорил он. – Церемониймейстер уверяет, что после того, как прибыл художник, из залы никто не выходил…
– Неужели вор проник в дом лишь затем, чтобы украсть де-шёвый рисунок собаки? – недоверчиво спросил кто-то из гостей.
Червонопиская метнула на него яростный взгляд. Человек предпочёл скрыться за спинами дам.
– Драгоценности на месте, – отозвался замерший у стены дворецкий. – Мы проверили.
– Замечательно! – кивнул юноша в тюрбане. – Взгляните вон на ту шеффле́ру!
Все головы повернулись в сторону окон. Там на полу стояло несколько горшков с роскошно разросшимися комнатными растениями. Надо признать, весьма украшавшими залу.
В толпе послышались приглушённые мужские голоса:
– Которая из них шеффлера?
Две или три дамы, стараясь делать это незаметно, указали пальчиками в нужном направлении.
Хозяйка вырвала ладонь из руки мужа и сделала шаг вперёд.
– И что?
– Это единственный в зале предмет, который находится не на месте, – уверенно сказал юноша.
Гости запереглядывались. Даже лакеи вытянули шеи. Дворецкий прошествовал к цветам и с озадаченным видом остановился у шеффлеры.
– Вроде так тут всё и было, – проговорил он.
– И тем не менее этот горшок недавно передвигали, – упорствовал юноша. – Листья растения всегда обращаются к свету, то есть в нашем случае к окну. Они же повёрнуты в сторону от него.
Едва это было произнесено, как гости тоже заметили эту странность. Раздались удивлённые восклицания.
– Посмотрите под горшком, – кивнул детектив.
Дворецкий оглянулся на хозяйку, дал знак слуге, и тот приподнял цветок. На паркете что-то белело. Госпожа Червонопиская коршуном бросилась вперёд, схватила с пола обрывки бумаги, сложила их трясущимися руками вместе. С листка на неё смотрела собачья морда.
– Сирко! – воскликнула хозяйка, прижимая портрет к груди. – Да! Это он! Его порвали!
Среди гостей поднялся шум.
Флорентийская дама подошла поздравлять хозяйку. За ней потянулись остальные. Образовалась радостная толчея.
– А кто же вор? – спросила, перекрикивая шум, прилипчивая женщина.
Сыщик хотел было проигнорировать вопрос, но госпожа Червонопиская тоже поворотилась к юноше.
– Да, кто?
Тот вздохнул и нехотя, извиняющимся тоном ответил:
– Ваш муж, мадам.
Купец подобрался, уставившись на жену преданным взглядом.
– То, что художник использовал бросовую бумагу с потрёпанными краями, знали лишь он сам и вор. Рисунок ведь был в рамке и покрыт стеклом! Краёв видно не было! А ваш муж знал!
– Ты! – зарокотала хозяйка дома, наступая на растерянного Червонопиского. – Моего Сирка!
– Лапочка! Да что ты! – залепетал купец. – Это ж только пёс! Он меня при жизни изводил, а теперь ещё и портрет на самом видном месте! Я не выдержу!
– Мизантроп! – бросила женщина ему в лицо. – Кошатник! – и выбежала из залы.
– Лапочка! – купец бросился следом.
Гости остались одни. Секундную растерянность прервала всё та же дама во флорентийском наряде.
– Блестяще проведённое расследование, барон! – проговорила она.
– Поразительно, как быстро вы всё раскрыли! – тут же закричала гостья в наряде Помпадур.
– Какая наблюдательность! – вторил ещё какой-то голос.
С героем дня, однако, случилось что-то странное. Он заметил у входной двери двух разговаривающих с церемониймейстером молодых мужчин в самых обычных фраках. Детектив поражённо замер, не в силах шевельнуться. Будто привидения увидел.
– Удивительное расследование! – пролепетала некая дебютантка, соизволившая невзначай коснуться своими мазовецкими юбками таурегской накидки юноши.
Это прикосновение вывело сыщика из состояния остолбенения. Он собрался с силами и шагами приговорённого направиться ко вновь пришедшим.
– Примите и мои поздравления! – сказал один из мужчин. – Действительно весьма эффектное следствие!
– Ронислав Вакулович! – пробормотал юноша, отводя глаза.
– Пойдёмте отсюда! – буркнул новоявленный гость, направляясь к выходу. – Из ящичка для писем паромобиля исчезло приглашение на этот бал. Любопытство заставило нас зайти посмотреть.
– Я… – пропищал юноша. – Я же вас упрашивала пойти сюда!
– А если бы вас раскрыли, Ветрана Петровна! – вспылил мужчина. – А? Если бы здесь был кто-нибудь из моих знакомых! Вы понимаете, какой бы это был скандал!
– Grandiose
[108]… – понурив голову, шмыгнул носом «сыщик».
Подвал банка был просторным. Если бы не отсутствие окон, если бы не длинный спуск по лестнице, любой бы решил, что находится в каком-нибудь дворцовом покое!
