– Да, – замялась графиня, – всё произошло так неожиданно… Мы поживём здесь недельку-другую, если ты не против.
Оссолин замер, то ли осмысливая сказанное, то ли переводя дух.
– Я говорю, Оссолин, что мы поживём зде… – начала повторять Ветрана Петровна.
– Неделю, ваше сиятельство! – заговорил дворецкий. – Денежного довольствия для вашего пребывания не выделено. Если не хотите умереть с голоду, потребуется аванс.
Девушка растерянно посмотрела на Ронислава Вакуловича. Тот кивнул.
– Это мой знакомец, – спохватилась барышня, – барон фон Вийт со своим слугой Фирсом.
– Я займусь багажом, – проскрипел старик, косясь на вновь прибывших. Трудно было понять, недоволен он или просто пытается разглядеть гостей. – Сообщите мне, ваше сиятельство, как я должен воспринимать то, что столь юная девушка одна путешествует в компании чужих мужчин…
Барышня и Вийт переглянулись.
– Мне нужно будет с тобой поговорить, Оссолин! – защебетала Ветрана Петровна. – После ужина, когда согреемся. Ну же, не будь букой!
Старик пожевал губами, замер, а потом с достоинством произнёс:
– Слушаюсь, ваше сиятельство!
Он стал один за другим выставлять на мостовую саквояжи.
Первый этаж замка представлял собой одну огромную залу, по-старинному примечательную, в чём-то грубую, кое-где строгую, а в общем – вполне элегантную, как понимали элегантность пять поколений назад.
В этом пространстве терялся и массивный дубовый обеденный стол персон на двадцать, и гигантский камин, в котором легко могло бы гореть целое дерево, и многочисленные книжные полки, забитые старыми фолиантами. Повсюду стояли чучела: еноты, выдры, норки, ондатры, журавли, куропатки, цапли, кулики, чибисы, камышницы и банальные утки. На стенах, обитых тёмным буком, виднелись головы лосей. Охота явно была главным занятием трёх поколений Рачинских, живших в этом замке до того, как семья окончательно съехала в город.
Было темно. Мрачные тени окутывали залу.
– Сейчас, добавлю света, – пробормотал Оссолин.
Он взял оставленный у входа подсвечник с горящей свечой и стал в своей манере шестерёнки обходить расставленные по всей зале канделябры. Пятна света, однако, казалось, только сгущали темень вдоль стен.
– Теперь, ваше сиятельство, если вы проследуете за мной, – проговорил старик, – я покажу вашу комнату.
Графиня сделала страшное лицо Вийту, но к дворецкому повернулась уже серьёзной.
– В последний раз я была здесь…
– Четыре года назад, – проскрипел слуга. – Вам было тринадцать, и вас всё время приходилось отгонять от сына молочника.
Барышня покраснела. Она бросила быстрый взгляд на Ронислава Вакуловича, но тот был занят разглядыванием очередной головы лося, о которую только что стукнулся в темноте.
Второй этаж был скромнее и уютнее.
– Вас, Ветрана Петровна, я поселю в башне левого крыла, – произнёс Оссолин, подходя к угловой двери. Он зазвенел ключами на большом кольце, отыскал нужный и отпёр замок. – Я принесу воды, чтобы вы могли освежиться и переодеться. Тут пока холодно, топить я буду уже после ужина. Поедим на кухне, там тепло.
– Конечно, – кивнула юная графиня. – Благодарю. В этой комнате я, собственно, и жила всякий раз, как приезжала!
– Если не будет больше приказаний, ваше сиятельство… – произнёс дворецкий вопросительно.
– Нет-нет, – махнула рукой девушка. – Это всё.
Старик поклонился и прикрыл за барышней дверь. Затем бросил мрачный взгляд на мужчин.
– Пойдёмте! – буркнул он.
Они вернулись к лестнице и стали спускаться на первый этаж.
– Вас, господа, я поселю на кухне, со мной, – говорил Оссолин. – Так вы хоть не замёрзнете ночью, не топить же во всём доме! – он покосился на Вийта, а потом на Фирса. – И ваш слуга сможет помочь мне по хозяйству.
– Почту за честь! – отозвался истопник.
– Ещё бы! – буркнул старик. – И до комнаты барышни вам будет далековато. А полы у нас скрипят! Сплю я чутко!
– Вы правы, Оссолин, – пробормотал смутившийся Вийт.
– Несомненно, – согласился дворецкий. – Оссолин есть моя фамилия, от предков доставшаяся. А вы, простите, настоящий барон или скорее для барышень?..
Сыскной надзиратель едва не задохнулся от возмущения. Сказать ничего он, однако, не успел – в отдалении прозвучал звук колокола.
– Ещё гости? – замер на месте старик.
Вийт и Фирс переглянулись.
На пороге залы остановилась графиня-мать. Её цепкий взгляд мгновенно выхватил из полумрака и фигуру внучки, застывшей в испуге на верхней ступени лестницы, и двух мужчин, остолбеневших у выхода из кухни.
– Вот как! – нахмурилась старуха. – Оссолин ничего не напутал!
– Бабушка! – пролепетала Ветрана Петровна. – Как ты здесь оказалась?
– Предлагаю начать с другого вопроса, – проскрипела графиня-мать, уверенно проходя на центр залы. Она стянула с себя перчатки и бросила их на стол. – Как оказалась здесь ты?
– Я… – барышня совершенно смутилась, опустила взгляд, даже шмыгнула носом. – Я…
В залу с улицы вместе с Оссолином вошла девушка-служанка. Она тащила за собой на поводке разжиревшую меланхоличную таксу. Собака переваливалась с боку на бок, её брюшко почти волочилось по полу. Такса сносила все трудности бытия с достойной восхищения печалью. Преодоление порога тем не менее оказалось для неё серьёзным испытанием, и служанке пришлось перенести собаку в зал на руках.
– Кварта, – обернулась к ней старуха, – позволь зверю жить его собственной жизнью!
– Слушаюсь, ваше сиятельство! – сделала книксен служанка.
Она стала снимать с таксы поводок.
– Оссолин, голубчик, как ты? – спросила графиня-мать, рассматривая дворецкого, будто он был картиной, которую ей предложили приобрести. – Надеюсь, это не ты позвал сюда эту троицу во главе с моей внучкой?
Старик пожевал губами, собираясь с мыслями, и ответил:
– Молодая графиня и её гости прибыли только что, ваше сиятельство.
Получившая волю такса прошла вперевалку несколько шагов и улеглась на пол там, где была, в проходе.
