Да, так будет хорошо, правильно. Кликнув играющую во дворе внучку, Тата велела ей одеваться.
– Мы куда-то пойдем, бабушка? – спросила обрадованная Машенька. Бабушку Тату она очень любила и время, проведенное с ней, считала праздником. – К кому-то в гости?
– Можно сказать, что и в гости, – согласилась Тата. – Пойдем мы с тобой к человеку, которого я в детстве просто небожителем считала и боялась ее строгого взгляда, и на похвалу надеялась, и уважала без меры, и восхищалась. Все было. И хочется мне, чтобы и у тебя в памяти хоть что-то о ней осталось. Пусть хотя бы так. Правильно поступить никогда не поздно.
Через десять минут они с Машенькой уже споро шагали по каменной мостовой. Высился впереди купол храма, шумела листва деревьев, и в этом тихом шепоте слышала Тата молчаливое согласие с поступком, который она собиралась совершить. Завернутый в белую тряпицу крест лежал в кармане. Правой рукой Тата держала внучку, а левую то и дело опускала в карман, чтобы нащупать тяжесть и прохладу золота и драгоценных камней, которые второй раз в жизни собиралась надежно спрятать.
В первый раз место тайника, кроме нее, знали еще два человека. Они и нарушили данный обет молчания, выкопали заветную вещицу, запустив круговорот зла снова. В этот раз никто не сможет выдать Татину тайну. Даже внучка не будет знать о том, что именно бабушка спрячет в самый надежный в мире тайник. Уж Тата сделает это так, чтобы семилетняя девочка ничего не заметила.
Домой они вернулись часа через полтора. Весь обратный путь Тата пела заметно уставшей Машеньке песни, до которых благодаря матери и дочери Брянцевым была большая мастерица.
Сколок серебрится, ниточка-то вьется…
Вьется, ой вьется, узор твой кладется.
Плети, плети, да в окно не гляди.
Нет причины для напрасной кручины.
Плети, мастерица, сегодня твой день.
Суженый твой зайдет за плетень.
В эту ночь, впервые за несколько дней, минувшие с того момента, как Дуся принесла ей сапфировый крест, Тата крепко и без сновидений спала, не мучаясь от необходимости принимать непростое решение. Без креста словно воздух в ее доме стал чище. Да, все правильно она сделала! И душу облегчила, и на других людей тяжесть не переложила. А главное – Софию уберегла.
И все-таки спустя несколько дней сомнения начали посещать Тату. Раз никто, кроме нее, не знает, где спрятан крест, значит, случись с ней что, никто и не поймет, где его искать. Как и много лет назад, она была уверена, что Дуся и Палашка имеют равные с ней права на сапфировую реликвию. Вместе они ввязались в это безумство, а значит, имеют право знать о последствиях. Она, Тата, – лишь хранительница тайны креста, не более, а значит, нужно сделать так, чтобы в будущем его можно было найти.
Рассказать детям о том, что она сделала, было немыслимо, да и не хотела Тата смущать их стоимостью ее секрета. В детях она, конечно, была уверена, но ставить их перед искушением считала неправильным. Как рассказать о реликвии, не рассказывая? Как указать к ней путь, не говоря ни слова? Решение этой проблемы тоже пришло в голову внезапно и осветило, как удар молнии. Ну да, конечно же!
Следующие несколько дней Тата провела за работой. Много лет не разрабатывала она сколков, предпочитая заниматься ремеслом, а не творчеством, но, как всегда говорила ей София, руки-то помнили. Черточки и точки на большом листе плотной бумаги, который Тата раздобыла в бакалейном магазине, ложились каждая в свое место. Совсем скоро сколок кружевной картины был полностью готов, и только опытный глаз мог понять, что на самом деле не сколок то вовсе, а карта, ведущая к месту, в котором был надежно спрятан сапфировый крест шестнадцатого века. Оставалось отдать его Дусе – разделить знание на тот случай, если кто-нибудь из них умрет раньше, чем придет пора явить крест на свет божий.
О судьбе подруги она немного волновалась, пусть и не до конца верила в историю, что за Дусей следили, списывала ее сомнения на шок от известия о смерти Палашки. Все-таки тихим и мирным был их маленький северный город. Сходить проведать ее, а заодно отдать карту или не стоит? Впрочем, долго думать над этим Тате не пришлось. Спустя всего неделю после первого визита Дуся снова заявилась к ней во двор, живая и невредимая.
– Что, решила крест свой забрать? – настороженно спросила Тата. – Так нет его. Я с ним сделала то, что еще сорок лет назад полагалось.
– Что? Нет, чур меня от гадости этой! Вся жизнь у меня из-за этого креста наперекосяк, – закрестилась вдруг Дуся. – Пришла тебе рассказать, что убийцу Палашкиного задержали. Арестован он, так что можно больше его, супостата, не бояться.
– Да ты что?
– Он после убийства из города-то уехал, но вернулся, чтобы крест найти, а его семья-то Палашкина и опознала. В общем, не успел он на меня напасть, поганец. Теперь повторит путь своего папаши-каторжника, да так им и надо! Я и пришла-то сказать, что можно по улицам ходить, по сторонам не оборачиваясь. А крест… Пусть там останется, куда ты его на хранение определила. Не хочу я его больше видеть никогда в жизни. Так что бывай.
Авдотья тяжело поднялась с табуретки и пошла к выходу, словно слепая.
– Дуся, ты заходи ко мне, – вырвалось у Таты. – Что ж нам теперь с тобой делить? Давно уж я простила детскую твою глупость.
– Жизнь порознь прожита, Тата, – глухо сказала подружка детства. – Больше времени мы с тобой врозь провели, чем вместе. Не склеишь уж того, что было, не вернешь. Отдельные у нас жизни и дороги, так что больше уж не приду к тебе. Ты прости меня за все.
– Погоди, Дуся!
Тата бросилась к комоду и достала из нижнего ящика пухлую папку сколков. Она достала недавно законченную карту и протянула подруге:
– Вот, возьми, я тут зашифровала, где крест спрятала. Хочешь – скажу.
Авдотья Бубенцова покачала головой.
– Нет, не хочу знать. И карта мне эта без надобности. Один раз я уже тайник порушила, второй ни за что не буду. Ты вот что, Тата! Дай мне на память о нашей юности какой-нибудь другой твой сколок. Уж как ты их умела рисовать, я всегда завидовала. Любую мелочь, травинку, букашку замечала и в кружевной узор превращала. Никогда у меня так не получалось. А лист кленовый помнишь? С прожилками и изморозью, как живой. Уж как София Петровна этот твой сколок хвалила! Я его сплести хотела, а попросить у тебя стеснялась.
– На, вот. – Тата вытащила из пачки бумажных листов тот самый, на котором был нарисован сколок прихваченного морозом кленового листа. – Забери на память, Дуся.
– Спасибо.
Подруга бережно взяла бумагу с рисунком и, не оглядываясь, вышла из дома. Тата услышала, как стукнула калитка во дворе, и стало тихо, словно во всей этой долгой и запутанной истории была наконец-то поставлена точка.
* * *
Дежурство выдалось хлопотным – ночью пришлось выезжать на бытовое убийство. Хотя раскрыть его удалось практически по горячим следам (эка невидаль, два собутыльника, отец и сын, не поделили что-то по пьяни, и один ударил другого ножом в грудь), работы было немало, да и кровищи тоже, поэтому поспать удалось часа два, не больше.
