Мы с Факварлом стояли неподвижно, вспоминая слова Гезери: «Уж если кто туда попадет, обратно выберется нескоро!»
Из глубины подземелья донесся голос, голос из песка и пыли:
— Рабы, внемлите мне!
Двое бесов заковыляли вперед так неохотно, что можно было подумать, будто нам в набедренные повязки напихали острых камней.
[62]
В центре подземелья, между четырех колонн, на полу было сделано круглое возвышение. Край его был выложен бело-розовым камнем, на котором египетскими иероглифами были написаны пять главных слов Подчинения. В кругу был выложен пентакль из черного обсидиана. Неподалеку, в другом кругу, поменьше, имелась конторка, сделанная из слоновой кости, и за нею, сгорбившись, точно пирующий стервятник, стоял наш хозяин.
Он ждал, пока мы приблизимся. На границе круглого возвышения пылали черным пламенем пять свечей.
Их злобный свет отражался в глазах Хабы. У него под ногами растеклась бесформенная черная тень.
Мы с Факварлом остановились и с вызовом вскинули головы.
Наш хозяин нарушил молчание.
— Факварл Микенский? Бартимеус Урукский?
Мы кивнули.
— Я собираюсь отпустить вас на волю.
Бесы заморгали и уставились на волшебника.
Его длинные серые пальцы поглаживали конторку; кривые ногти постукивали по слоновой кости.
— Не то чтобы мне этого хотелось: вы не более чем гнусные рабы. То, что вы сделали сегодня, вы сделали исключительно по моему велению, и никаких поблажек за это вы не заслуживаете. Однако путница, которую вы сегодня спасли, — дева, которая не подозревает о вашей гнусной натуре, поскольку сама чиста и невинна, — блестящие глаза окинули нас взглядом; за столбами завздыхали и забормотали узники в клетках, — так вот, эта неразумная дева уговорила меня освободить вас от службы. Она была весьма настойчива. — Хаба плотно стиснул губы. — В конце концов я согласился выполнить ее просьбу, и, поскольку она моя гостья и я поклялся в этом перед самим великим Ра, обет этот священен. Соответственно, хотя сам я нахожу это неразумным, свою заслуженную награду вы все же получите.
Последовала пауза, во время которой мы с Факварлом успели прикинуть все, что вытекало из сказанного, разобрались в тонкостях и нюансах и продолжали смотреть на волшебника с опасливым недоверием.
[63]
Хаба издал горлом глухой и сухой звук.
— Ну, что же вы так нерешительны, рабы? Джинн Факварл оставит службу у меня первым. Встань в круг, будь любезен.
И он приглашающе махнул рукой. Бесы еще раз окинули круг взглядом и не обнаружили никаких ловушек ни на одном из планов.
— Вроде как все честно… — пробормотал я.
Факварл пожал плечами:
— Сейчас увидим. Ну что, Бартимеус, так или иначе, а пора прощаться. Может, еще тысячу лет не увидимся.
— Лучше две, — сказал я. — Но сначала, пока ты не ушел, признай одно: я ведь был прав?
— Насчет девчонки-то? — Факварл надул щеки. — Ну… может, и да. Но я своего мнения не изменю. Люди — это еда, а ты всего лишь мягкотелый слабак.
Я ухмыльнулся:
— Ты просто завидуешь. Ведь это благодаря моему уму и проницательности мы получили свободу. Я с первого взгляда понял, что Кирина…
— Ах, Кирина? Ты, значит, успел познакомиться с ней достаточно близко, чтобы называть ее по имени? — Факварл покачал своей круглой башкой. — Нет, Бартимеус, ты меня точно в гроб вгонишь! А ведь некогда ты нес гибель и горе царям и простолюдинам без разбору! Ты был грозным джинном, героем легенд. А нынче только на то и годишься, чтобы болтать с девчонками. Позорище, право слово! И не трудись отрицать. Ты же знаешь, что это правда!
С этими словами он вспрыгнул на возвышение. Черные огоньки свечей дрогнули и заметались.
— Что ж, — сказал он волшебнику, — я готов! До свидания, Бартимеус. Подумай над тем, что я сказал!
На том мы и расстались. Не успел Факварл очутиться в центре пентакля, как волшебник прокашлялся и принялся читать заклинание Отсылания. Это был египетский вариант лаконичного шумерского оригинала, на мой вкус несколько длинноватый и чересчур цветистый, но, сколько я ни вслушивался, все вроде бы было как следует. Ну и Факварл тоже вел себя как подобает. Как только заклинание было дочитано и узы распались, стоявший в кругу бес радостно завопил, подскочил и исчез из этого мира.
[64]
Слабое эхо, стон, донесшийся из сущностных клеток, и тишина.
Факварл исчез. Факварл был свободен.
Я не стал больше ни о чем раздумывать. Бес одним мощным прыжком очутился в кругу. Замешкавшись лишь затем, чтобы сделать оскорбительный жест в сторону Гезери, который злобно пялился на меня из теней, я встряхнулся, гордо вскинул хохол на лбу и обернулся к волшебнику.
— Ну вот, — объявил я, — я готов!
Хаба просматривал папирус, лежавший у него на конторке. Он, похоже, отвлекся.
— Ах да, Бартимеус… сейчас, сейчас.
Я принял еще более небрежную позу, широко расставив кривые ноги, уперев в бока когтистые лапы, запрокинув башку и выпятив вперед все свои подбородки. И принялся ждать.
— Я в любой момент, как только, так сразу! — сообщил я.
Волшебник даже головы не поднял.
— Да-да…
Я снова переменил позу, решительно сложив руки на груди. Хотел было расставить ноги еще шире, но потом передумал.
— Я все еще тут! — напомнил я.
Хаба вскинул голову; глаза у него сверкнули в зеленовато-голубом сумраке, точно у гигантского паука.
— Да, это верно, — сухо и удовлетворенно сказал он. — Ты все еще тут. Все должно пройти успешно…
Я вежливо кашлянул.
