Ашмира придала своему лицу подобающее выражение изумления, однако про себя подумала, что та финикиянка была дура: для чего пытаться снять Кольцо с пальца, когда можно было отрубить палец ножом вместе с Кольцом? Она сказала:
— Думаю, царям приходится быть жестокими, чтобы защитить то, что им принадлежит. Но ведь ты-то добр и снисходителен, не так ли, великий Хаба? Кстати, как насчет моей давешней просьбы? Отпустишь ли ты на свободу тех двух демонов, что спасли мне жизнь?
Волшебник вскинул костлявую руку и закатил глаза.
— Жрица Кирина, ты воистину неумолима! Тебе ни в чем нельзя отказать. Ладно, ладно, хорошо. Не будем больше об этом. Я сегодня же отпущу этих слуг на волю!
Ашмира восторженно захлопала ресницами.
— Ты клянешься в этом, о Хаба?
— Да-да, клянусь великим богом Ра и всеми богами Омбоса при условии, — добавил он, подавшись ближе и глядя на нее блестящими глазами, — что в награду я смогу снова встретиться с тобой за ужином во дворце, сегодня же вечером. Там, конечно, будут и другие придворные, и мои сотоварищи-волшебники…
— И царь Соломон тоже?! — Воодушевление Ашмиры наконец-то было искренним.
— Возможно, возможно… Это еще неизвестно. Ладно, послушай — тебя ждет прислужник. Для тебя приготовили гостевую комнату. Но сперва… может быть, еще вина? Нет?
Ашмира уже поднималась на ноги.
— Ах да, ты ведь устала. Да, конечно, я понимаю. Но мы еще встретимся за ужином, — сказал, кланяясь, Хаба, — и тогда, я надеюсь, познакомимся куда ближе…
В дверь комнаты постучали. Ашмира тотчас насторожилась. Огладила свои одежды, убедилась, что рукоятки кинжалов не выпирают, потом подошла к двери и открыла ее.
В тускло освещенном коридоре ждал человек, стоящий посреди звездообразного пятна света, источника которого видно не было. На нем было простое белое одеяние, говорящее о высокой должности. Он был мал ростом, хрупок и очень темнокож — Ашмира предположила, что он, должно быть, из Куша или откуда-нибудь из верховий Нила. На плече у него сидела белая мышь с глазами, светящимися изумрудной зеленью. Человек запрокинул голову, чтобы посмотреть Ашмире в лицо.
— Жрица Кирина, — сказал человек, — я — Хирам, визирь Соломона. Приветствую тебя в его доме. Если ты будешь столь любезна, что последуешь за мной, я предложу тебе угощение.
— Благодарю. Угощение будет очень кстати. Однако мне нужно срочно встретиться с царем Соломоном. Нельзя ли…
Человечек слабо улыбнулся. Он поднял руку:
— Со временем все возможно! Но пока что в зале Волшебников начинается трапеза, и ты на нее приглашена. Прошу… — Он указал на дверь.
Ашмира шагнула вперед; белая мышь тотчас тревожно заверещала, встала на задние лапки и громко запищала в ухо волшебнику.
Визирь нахмурил лоб и уставился на Ашмиру из-под тяжелых век.
— Прошу прощения, жрица, — медленно произнес он. — Мой слуга, могучий Тибальт, докладывает, что твоя персона очень сильно запятнана серебром!
Мышь, сидящая у него на плече, яростно терла лапкой свои усики.
— Тибальт говорит, что вот-вот расчихается!
Ашмира почувствовала, как впиваются в бедро серебряные кинжалы. Она улыбнулась.
— Быть может, он имеет в виду вот это? — Она достала из-под туники серебряное ожерелье. — Это символ великого бога Солнца, который оберегает меня всю мою жизнь. Я ношу его на шее с рождения.
Визирь нахмурился.
— Не могла бы ты его снять? Это может повредить духам, таким как Тибальт, их во дворце очень много. Они чувствительны к подобным вещам.
Ашмира снова улыбнулась.
— Увы, не могу. Сделать это означало бы лишиться удачи, что дана мне от рождения, и навлечь на себя гнев бога Солнца. А разве у вас в Иерусалиме нет такого обычая?
Волшебник пожал плечами.
— Я в этом не знаток, но, по-моему, израильтяне поклоняются какому-то другому божеству. Ну что ж, пусть всякий следует своим верованиям, насколько может. Нет-нет, Тибальт, попридержи язык!
Мышь протестующее пищала ему в ухо.
— Она гостья; придется сделать скидку на ее странности. Жрица Кирина, прошу, следуйте за мной…
Он вышел из комнаты и зашагал по прохладным и тусклым мраморным плитам, по-прежнему обрамленный скользящей звездой света. Ашмира следовала за ним по пятам. Зеленоглазая мышь, восседающая на плече волшебника, продолжала пристально ее разглядывать с ног до головы.
Они шли через дворец. Волшебник слегка прихрамывал в своем белом одеянии, Ашмира следовала за ним. По коридорам, озаренным факелами; вниз по мраморным лестницам; мимо окон, выходящих в темные сады; по величественным галереям, совершенно пустым, если не считать пьедесталов, на которых красовались древние статуи. Проходя мимо, Ашмира разглядывала эти статуи. Она признала работу египетских мастеров, некоторые вещи были явно из Северной Аравии, но другие стили были ей незнакомы. Тут попадались изображения воинов, женщин, духов со звериными головами, сражений, процессий, крестьян, работающих в поле…
Визирь обратил внимание на то, что она рассматривает скульптуры.
— Соломон — великий собиратель искусства, — объяснил он. — Это его главная страсть. Он изучает реликвии древних цивилизаций. Вон, видишь эту монументальную голову? Это фараон Тутмос Третий. Эта голова принадлежит гигантской статуе, которую он воздвиг в Ханаане, неподалеку отсюда. Соломон обнаружил фрагменты статуи, погребенные в земле, и велел нам доставить обломки в Иерусалим. — Глаза волшебника блестели в магическом свете. — Ну, как тебе нравится дворец, жрица? Впечатляющее здание?
— Он такой большой! Больше, чем дворец царицы в Химьяре, хотя и не такой красивый.
Визирь расхохотался.
— А что, ваш дворец тоже был построен за одну ночь, как этот? Соломон пожелал, чтобы его чертог превосходил великолепием дворцы древнего Вавилона. И как же он поступил? Он призвал духа Кольца! Дух повелел явиться девяти тысячам джиннов. Каждый нес с собой ведро и мастерок и порхал на крыльях бабочки, дабы шум работ не мешал спать женам, что почивали в шатрах гарема ниже по склону. С рассветом последний камень был уложен на место и в саду забили фонтаны. Соломон сел завтракать под апельсиновыми деревьями, принесенными из восточных земель. Это с самого начала был дворец чудес, подобного ему еще не видывал свет!
Ашмира вспомнила хрупкие глинобитные башни Мариба, которые ее народ возводил и заботливо чинил на протяжении столетий и которым теперь грозило то самое Кольцо. Она стиснула зубы, однако же сумела изобразить бесхитростное изумление.
— За одну-единственную ночь! — воскликнула она. — И все это с помощью маленького колечка? Не может быть!
Косой взгляд из-под тяжелых век.
— И тем не менее это так.
