«Благополучно доставить меня к царю Соломону» — именно таковы были слова арабской девчонки, когда она формулировала свой приказ. И именно это я и сделал. Бартимеус Урукский всегда в точности выполняет то, что ему было приказано. Правда, у меня были серьезные основания сомневаться в том, что та фигура в комнате была именно Соломоном, но, поскольку она выглядела как Соломон, пахла как Соломон и вообще стояла в его покоях, как живая, я предположил, что это самое то, что требовалось. Девица-то точно была в этом уверена, потому-то и метнула кинжал. Так что с точки зрения нашего договора я свое дело сделал. И не обязан был ее защищать ни секундой дольше.
И именно сейчас, когда на нас надвигался этот желатиновый монстр, я был этому особенно рад.
Барханный кот бросился бежать.
Я вылетел из комнаты с куполом и понесся прочь через зал с колоннами, встопорщив шерсть, расфуфырив хвост. Позади послышался пронзительный вопль — короткий и неуверенный, оборвавшийся окончательным и бесповоротным бульканьем. Это хорошо. Ну, для девушки плохо, конечно, но для меня хорошо, а это главное. Неизвестно, сколько времени это чудище будет играться с нею, прежде чем прикончит ее окончательно, но рано или поздно я дематериализуюсь, и скорее рано, чем поздно.
А пока что надо позаботиться о том, чтобы меня не поймали. Кот стрелой пролетел через зал, одним прыжком перемахнул бассейн, пересек наискосок мраморный пол, прошелся Беглым Колесом и исчез из виду под другой аркой.
Я в безопасности! И снова уникальное сочетание находчивости и проворства спасло мою драгоценную шкурку!
Если не считать того, что это оказался тупик.
Для тупика он был довольно интересный, но все равно это был тупик, а значит, он в любой момент мог стать для меня роковым. Очевидно, в этом помещении Соломон держал часть своих сокровищ: то была тесная кладовка без окон, освещенная масляными лампами и заставленная шкафами и сундуками.
Исследовать ее было некогда! Кот развернулся и рванул было к выходу — но тут же передумал, поскольку снаружи опять донесся рев, леденящий кровь. Жуткая тварь реветь умела, что верно, то верно. К сожалению, она оказалась на редкость медлительной. Я-то надеялся, что она давно сожрала девчонку. Но видимо, она отгрызла ей ногу или что-нибудь еще и оставила прочее на потом. А может, она вообще гонится за мной? Мне явно нужно куда-то спрятаться…
Я снова обернулся и окинул взглядом комнату. Что мы видим? Кучу самоцветов, идолов, масок, мечей, шлемов, свитков, табличек, щитов и прочих магических артефактов, не говоря уже о менее привычных диковинках, типа пары перчаток крокодиловой кожи, черепа с глазами из ракушек и довольно неуклюжей соломенной куклы, обтянутой человеческой кожей.
[89]
Тут была и моя старая знакомая: золотая змейка, которую я спер из Эриду. Единственное, чего тут не было — и единственное, в чем я нуждался, — это выхода!
Кот, со вспотевшими от волнения лапами, озирался по сторонам, изучая полки. Почти все предметы в этой комнате были магическими — их ауры накладывались друг на друга на разных планах, омывая меня радужным светом. Если эта тварь действительно появится у меня за спиной, есть ли тут что-нибудь такое, что я смогу использовать для последней, отчаянной обороны?
Ничегошеньки. Разве что куклой в него запустить. Проблема в том, что я не знал, для чего предназначены эти артефакты.
[90]
Но тут я заметил среди груды сокровищ, сваленных в углу, большой кувшин. Внизу он был узкий, а кверху расширялся до ширины плеч взрослого мужчины. Он был накрыт круглой крышкой, и лежащий на крышке слой пыли говорил о том, что никто, включая Соломона, никогда в него не заглядывал.
Кот тотчас обернулся струйкой тумана, оторвался от пола и устремился к крышке. Я чуть-чуть приподнял ее, со скоростью ветра, испускаемого слоном, ворвался в кувшин и (все еще пребывая в газообразном состоянии) опустил крышку на место. Меня окутала тьма. Струйка тумана молча зависла в ожидании.
Время как будто застыло.
Я представлял себе жуткую тварь, вползающую в проем арки. Я представлял, как ее глаза на стебельках шевелятся, осматривая сокровища со всех сторон. Я представлял, как склизкое щупальце разворачивается, тянется к горшку…
Съежившись от напряжения, струйка тумана бесшумно парила в темноте.
Ничего не происходило. Кувшин никто не трогал.
Время шло.
Я мало-помалу начал расслабляться. Тварь, несомненно, убралась восвояси, есть надежда, что затем, чтобы доесть девицу. Я как раз размышлял, не пора ли приподнять крышку и потихоньку удалиться или же разумнее остаться в укрытии, и тут внезапно почувствовал, что за мной наблюдают.
Я огляделся. В кувшине было пусто. Неизвестно, что хранилось в нем прежде, однако теперь оно исчезло. Сейчас в кувшине не было ничего, кроме таинственной пыльной тишины. И тем не менее в атмосфере присутствовало нечто странное, древний, застоявшийся воздух пронизывала некая неопределенная дрожь, от которой по моей сущности поползли мурашки.
Я ждал. И вдруг где-то поблизости и в то же время откуда-то из дальней дали послышался слабый голосок, точно отзвук далекого эха, жалобное воспоминание о чьих-то словах:
— Бартимеус…
Можете считать меня перестраховщиком, однако непонятные голоса внутри кувшинов меня всегда настораживают. Струйка тумана тут же сгустилась в маленького белого мотылька, который опасливо запорхал в черном чреве сосуда. Я разослал во все стороны стремительные Импульсы, проверил все планы. Вокруг ничего не было, только пыль и тени.
— Бартимеус…
И тут внезапно я догадался. Я вспомнил трех знаменитых ифритов, осмелившихся бросить вызов Соломону. Я вспомнил, какая судьба, по слухам, их постигла. Один из них — по крайней мере, так рассказывали шепотом у очагов — по царской прихоти, могуществом Кольца обратился в печальное эхо в медном кувшине. Который же это был?..
