Филокрит не солгал. В этом золотом колечке пульсировала яростная мощь Иного Места. Оно было создано как мгновенный портал между двумя измерениями, и даже когда дверь была закрыта, из-под нее все равно тянуло сквознячком. Это тяготение было тем самым, что я испытывал, когда меня освобождали от службы в этом мире. И тогда оно, разумеется, было приятным, потому что тогда я мог ему подчиниться; сейчас же, когда я был прикован к Земле, это оказалось весьма и весьма больно. Хотя я пробыл в контакте с Кольцом всего несколько мгновений, моя сущность уже сейчас была в раздрае, терзаемая силами, которые в нем таились. О том, что случилось бы, если бы я и впрямь его надел, мне и думать не хотелось.
[99]
Нет нужды вам напоминать, что Соломон носил его целыми днями.
Лица его я не видел, но даже со спины мог сказать, что выглядел он не так, как тогда, на стройке. Например, волосы у него были седые, а руки и кисти зловеще истончились. Я в мгновение ока догадался, чем ему приходится платить.
Я размышлял об этом, пока тихо сидел за полками, растерянно созерцая Кольцо и приходя в себя после соприкосновения с ним. Ну а по другую сторону полок спор тем временем разгорелся в полную силу. Девица с царем довели друг друга до точки кипения. В глубине души я все еще отчасти надеялся, что Большой Сол выйдет из себя, вызовет какого-нибудь ифрита и разнесет девчонку в клочки, так что я смогу бросить Кольцо и спокойно удрать домой. Но надежда была слабая. Судя по всему, по ночам он предпочитал не пускать к себе в спальню ни духов, ни людей. Он полагался на Иллюзии, вроде того чудища со щупальцами, и на свою грозную репутацию.
Опять же, будь девчонка настоящим убийцей, она бы давно сделала антраша, перекувырнулась, на лету сломала бы ему шею, зажав его голову между коленями, и приземлилась на шпагат. Я бы дорого заплатил, чтобы на это полюбоваться! Но вместо этого она только побагровела, раскричалась, а потом решила все бросить и красиво умереть.
[100]
И вот Соломон мрачно поворачивает Кольцо на пальце.
И внезапно обнаруживает, что Кольцо — не совсем то, чем кажется.
И тут являюсь я, весь такой непринужденный. Немая сцена.
[101]
Короче, бывали в моей карьере моменты и похуже.
— Привет, Ашмира! — дружески сказал я. — Привет, Соломончик! — Я пригладил усы лапой. — Кто первым очухается, получит приз!
Девушка сдавленно ахнула.
— Я думала, ты погиб!
— Не-а.
— Я думала, тот гигантский демон…
— Это не демон. Это была Иллюзия. Похоже, Соломон по ним большой специалист!
Она негодующе уставилась на царя.
— А ты говорил, что спас меня от него!
— Ну, нельзя же верить на слово первому встречному.
Я подмигнул Соломону. Тот тупо пялился на меня, явно ничего не понимая.
— Вот мы и снова встретились, государь! Правда, в совершенно других обстоятельствах, чем в прошлый раз.
Последовала пауза. Ну, тут его трудно винить: в обличье кота он меня раньше не видел. Плюс, по всей вероятности, до сих пор был в шоке.
Я рассмеялся.
— Ну да, друг мой, это я! Бартимеус Урукский, к твоим услугам!
— Кто-кто?
Кот раздраженно дернул кончиком хвоста.
— Ну, Бартимеус! Урукский! Ты же помнишь?.. О великий Мардук всевышний! — И кот с быстротой мысли превратился в карликового гиппопотама в юбочке. Гиппопотам негодующе подбоченился. — А так помнишь?
Ашмира уставилась на меня.
— Ты что, часто оборачиваешься гиппопотамом?
— Да нет. Довольно редко… Слушай, это долгая история.
Соломон внезапно встрепенулся.
— Я тебя помню! Ты один из джиннов Хабы! — Он грозно уставился на девушку. — Так значит, тебя прислал египтянин…
Я сочувственно покачал головой.
— Ну что ты! Я больше Хабе не раб! Бартимеус Урукский умеет найти способ вырваться даже из самых суровых уз. Теперь ни один волшебник мною не повелевает! Время от времени я…
— Хаба посадил его в бутылку, — перебила девушка. — А я его выпустила. Теперь он мой раб.
— Ну, с формальной точки зрения, — нахмурился я, — может быть, это и правда. Но долго это продолжаться не будет! Я узнал имя, данное тебе при рождении, Ашмира, и это ставит тебя в уязвимое положение! Так что, если хочешь прожить подольше, лучше отпусти меня прямо сейчас!
Девчонка и ухом не повела. Она подступила к Соломону и схватила серебряный кинжал, лежавший у него на коленях. Он даже не попытался ей помешать. Она встала вплотную к креслу и наставила на царя острие кинжала.
— Давай Кольцо, Бартимеус, — коротко сказала она. — Мы уходим.
Я прокашлялся.
— Погоди минутку. Ты что, не слышала, что я сказал? Я знаю твое имя. Я могу отразить любой Оберег, который ты на меня направишь.
— Но ведь ты по-прежнему вынужден мне подчиняться. Где Кольцо?
— Отпусти меня, тогда скажу.
— Чего? Сейчас, размечтался!
Соломон, царь Израиля, сидел в своем кресле, пристально наблюдая за нами. Внезапно он заговорил; как ни хрупок он был на вид, голос его по-прежнему оставался уверенным и властным.
— Бартимеус Урукский, выполнил ли ты поручение, которое я тебе дал?
— Какое еще поручение? — Гиппопотам уставился на него. — А, это, в смысле, разобраться с разбойниками в пустыне? Ну да, выполнил, выполнил, но речь сейчас не об этом. Слушай, Ашмира…
— Расскажи-ка мне об этих разбойниках, — перебил Соломон. — Кто они были? Кто был их предводитель?
— Ну, их послал царь идумеев, который зол на тебя за огромную ежегодную дань, наложенную на его царство. Но, согласись, сейчас не время…
— Дань?! Какую еще дань? Я никогда не требовал с них никакой дани!
