Давайте рассмотрим, на чем основан нынешний кризис. В первую очередь – это линия, разделяющая «наших» и «чужих».
Рассортированные
Билл Бишоп пишет в книге «Большая сортировка»:
«Люди выбирают себе социальные установки. Люди выбирают, в какой группе они чувствуют себя уютнее всего. Нация делится на части, исходя из политических принципов. Тем временем польза от наличия множества разных вариантов теряется в обостренном чувстве собственной правоты, присущем однородным группам. Мы видим результат дележки: раздробленные сообщества, каждое из которых считает соседей невыносимыми; растущее непринятие политических разногласий, из-за которого невозможно найти общее решение для целой страны; политическая борьба раскалилась до такой степени, что Конгресс заходит в тупик, а выборы представляют собой не путь к дальнейшему развитию, а горькое состязание между стилями жизни
[11]».
Книга Билла вышла в 2009 году. А потом наступили выборы 2016 года. Возможно, Биллу пора написать сиквел:
«САМАЯ большая сортировка».
Бишоп рассказывает, как мы пришли к делению по географическому, политическому и духовному принципам и в чем проблема такого подхода. Ограничивая свой круг единомышленниками, мы становимся более радикальными и отрезанными от всего остального мира. Слушая исключительно то, с чем уже согласны, мы видим только факты, поддерживающие нашу точку зрения. Нам легко игнорировать собственную неправоту.
Билл пишет
[12]: «Мы выстроили себе идеальный замкнутый круг: слушаем мнения, с которыми согласны, смотрим телешоу и читаем книги, с которыми согласны, покупаем газеты и подписываемся на блоги, с которыми согласны, живем в районах, где наши соседи согласны с нами».
Такая сортировка обеспечивает нас предположениями, а они приводят к разобщенности. Недавно один неблизкий знакомый посоветовал почитать книгу Джо Бажанта «Охота на оленей с Иисусом»
[13]. Когда я спросила, почему он ее посоветовал, тот раздраженно ответил: «Чтобы получше разобраться в той Америке, которую вы, преподаватели университета, никогда не видели и никогда не поймете». Я подумала: «Да ведь ты ничего не знаешь обо мне и о том, где я выросла».
Мы так быстро сортируем себя сами, что не замечаем, как нас сортируют окружающие (чтобы понять, можно ли нам доверять, а если нет, то почему). Мой знакомый надеялся, что книга поможет мне лучше понять его Америку. Но тут выяснилось, что эту Америку я как раз отлично знаю. В ней живут люди, которых я очень люблю. Предположение знакомого оказалось ошибочным – ему и в голову не пришло, что эта Америка и моя тоже.
Подобные предположения часто посещают всех нас, ведь мир не так прост. В основном потому что люди не так просты. Я преподаватель в университете, а мой дедушка был водителем погрузчика на пивоваренном заводе. Мой муж – педиатр, а его бабушка, иммигрантка из Мексики, шила платья на фабрике в Сан-Антонио.
Мы сортируем себя и других постоянно и неосознанно. В лучшем случае – непредумышленно и рефлексивно. В худшем – стереотипно, предполагая то, чего мы не знаем, ставя одних людей выше других. Парадокс в том, что нам всем очень нравится иметь под рукой стройную систему, в которую можно поместить каждого нового знакомого, но мы яростно сопротивляемся, когда ярлыки навешивают на нас.
После американских выборов 2016 года и январской инаугурации на меня посыпался поток писем с вопросами. Тысячи участников онлайн-сообщества спрашивали: «Как общаться с близкими, которые придерживаются противоположных политических позиций?» Об одном и том же писали с обеих сторон баррикад. Проблема охватила всю страну. Некоторые не разговаривают с семьей месяцами, а один социально-политический довод может привести к размышлениям о разводе.
Перед Днем благодарения ходила такая шутка: подавайте к индейке пластиковые приборы, чтобы обойтись без человеческих жертв. Я вспоминаю роман Вероники Рот «Дивергент», в котором люди присоединялись к определенной фракции, исходя из особенностей характера. Лозунг был такой: «Фракции превыше крови. В первую очередь мы члены фракции, во вторую мы члены семьи». Звучит пугающе. Но что еще страшнее, мы в реальности приближаемся к тому, что у Вероники было гротескной утопией.
Теневая сторона сортировки – в отдалении от людей, которых мы хорошо знаем. Общаясь только с идеологически верными незнакомцами, которым мы не очень доверяем и кого мы точно не любим, которые вряд ли отвезут нас на химиотерапию или принесут ужин, когда заболеют дети, мы теряем другие прочные связи. Семья – это люди, с которыми каждый из нас много раз попробует договориться, прежде чем примет решение вычеркнуть их из своей жизни. Политические и общественные волнения последних лет высветили значительные разногласия в ценностях, на которые мы опираемся, и все равно мы изо всех сил пытаемся найти компромисс с близкими. Мы разрываем связь с ними только после нескольких совершенно провалившихся попыток затевать в семье сложные и уязвимые разговоры, выстраивать границы и выслушивать истории об опыте, которого мы не пережили на собственной шкуре.
Я двадцать лет преподаю в Хьюстонском университете (чем очень горжусь). Это самое расово и этнически разнообразное научно-образовательное учреждение в Соединенных Штатах. Несколько семестров назад я задала вопрос шестидесяти выпускникам – группе, представляющей собой удивительное разнообразие рас и культур, сексуальной ориентации и идентичности. Я спросила, совпадают ли их политические и социально-культурные убеждения со взглядами их дедушек и бабушек. Примерно 15 % ответили: совпадают или почти совпадают, 85 % назвали широкий спектр ощущений от мягкой неловкости до острого стыда, когда доходит дело до обсуждений политических пристрастий родственников. Один студент-афроамериканец рассказал, как сходился во взглядах с бабушкой и дедушкой практически во всем, кроме самого важного. Он не мог рассказать дедушке о своей ориентации несмотря на то, что вся остальная семья знала, что он гей. Его дедушка вышел на пенсию после того, как всю жизнь служил священником, поэтому разговаривать о гомосексуальности с ним не получалось. Он и слушать не хотел о жизненном опыте внука, отличавшемся от того, во что верил он сам. Белая студентка рассказала о привычке отца обращаться к официантам в мексиканских ресторанах фразой «Ола, Панчо!». У нее был бойфренд-латиноамериканец, и она считала обращение отца унизительным.
Но когда я спросила, готовы ли выпускники разорвать отношения с семьей ради своих убеждений, все ответили отрицательно. Разумеется, мир гораздо сложнее.
Можно было бы предположить, что сортировка по идеологическим и политическим вопросам приведет к тому, что мы станем чаще общаться. Но привела ли на самом деле изоляция от людей с другими мнениями к тому, что мы будем окружены друзьями и людьми, с которыми мы чувствуем глубокую связь? Разве не должен был вопрос «с нами или против нас» приводить к более тесным и близким связям? Ответ – громкое и неожиданное «нет».
