Медленно обгоняя пикап, припаркованный на обочине, я заглянула в его кабину. Мужчина схватился за голову и облокотился на руль. Я подумала: «Неужели началась война?» – остановилась сразу за ним и включила радио, чтобы услышать: «Повторяю: космический корабль „Челленджер” потерпел катастрофу и взорвался».
Нет. Нет. Нет. Нет. Я заплакала. Машины на шоссе останавливались, люди выходили из машин. Как будто каждому было важно разделить только что услышанную ужасную новость и почувствовать, что он не одинок в своей печали.
Для жителей Хьюстона НАСА – это не только драгоценный маяк, указывающий путь в космос. Там работают наши друзья и соседи. Это наши люди! Криста Маколифф, погибшая в «Челленджере», должна была стать первой учительницей, полетевшей в космос. Да и вообще учителя по всему миру – наши люди.
Через пять или десять минут люди на шоссе собрались с силами, разошлись по машинам и продолжили движение. Возвращаясь в дорожный поток, каждый включил фары. Об этом не просили по радио. Каким-то образом каждый из нас решил, что так будет уместно выразить горе и сопереживание. Я не знала никого из тех, с кем провела несколько долгих минут на шоссе FM 1960, но если вы спросите, где я была, когда «Челленджер» взорвался, я отвечу: «Среди своих – среди людей с шоссе FM 1960».
Мы выбираем любовь
В том самом году наши дети пошли в школу. Их дети тоже были первоклашками. Наши боль, страх, ужас, сопереживание были безграничны. Мы собрались низачем – просто чтобы побыть вместе. Мы не стремились разобраться, что именно стало причиной трагедии в далекой школе другого американского штата, – мы не хотели, чтобы такие причины вообще существовали.
Мы сидели вместе и тихо плакали: группа родителей, соседей, друзей и незнакомцев, которым была необходима компания, чтобы пережить страшные новости. 15 декабря 2012 года. За день до этого двенадцатилетний Адам Лэнза застрелил двенадцать школьников в возрасте от шести до семи лет и шесть учителей в начальной школе «Сэнди-Хук» города Ньютаун в штате Коннектикут, а потом покончил с собой.
Я подумала тогда: «Если бы все матери мира встали на колени рядом с родителями школьников, погибших в Ньютауне, возможно, мы смогли бы разделить их боль. Я согласна подставить плечо, чтобы хоть как-то облегчить их ношу, пусть даже моя собственная жизнь станет от этого немного тяжелее».
В тот день мы не ударились в активизм. Мы не организовывали фонды для семей погибших. Мы не требовали от директора наших школ повысить уровень безопасности. Мы не обращались за помощью к местным властям и не постили ничего на Фейсбуке. Мы были готовы заняться всем этим завтра. Но в день, последовавший за массовым убийством, мы сели рядом и плакали в тишине. Мы делились друг с другом безграничной болью и страхом.
И знаете, каким-то образом это нас успокаивало.
Оставаться наедине с бесконечными новостями об общенациональной трагедии, читать бесчисленные статьи в Интернете – это замкнутый круг, кратчайший путь ко «вторичной травме» – переживанию, похожему на посттравматический синдром у социальных работников, медсестер и родственников пострадавших. На следующий день после массового убийства в начальной школе я выбрала сидеть и плакать со своими соседями и друзьями. Затем я отправилась в церковь, чтобы плакать с незнакомцами.
Тогда мне бы и в голову не пришло, что в 2017 году я буду выступать на благотворительном мероприятии Центра Стойкости Ньютауна перед родителями погибших детей и другими зрителями. Благодаря своим исследованиям я знаю: очень немногие из нас согласны и способны сидеть рядом с теми, кому плохо. Что еще хуже – дискомфорт, с которым мы не умеем справляться, задевает тех, кому сейчас плохо, и укрепляет нашу изоляцию. Я начинаю думать, что решение плакать с незнакомцами может спасти мир.
Въезжая в Ньютаун, я вижу дорожный баннер: «Мы – Сэнди-хук. Мы выбираем любовь». В тот самый день, когда я сидела в комнате с другими матерями из соседних домов и плакала, я не понимала, что происходит и почему мы плачем вместе. Теперь я знаю: просто мы тоже выбрали любовь.
Неразрывная объединяющая сила
Совместные радование и горевание – священный опыт. Он настолько глубоко человечен по своей природе, что способен преодолеть все наши различия. Массовые эмоциональные переживания дают возможность увидеть, что такое человеческий дух, и прикоснуться к истине. Нам нужны моменты общности с незнакомцами, чтобы вспомнить: мы неразрывно связаны со всеми людьми, как бы сильно нас ни злили отдельные комментарии на Фейсбуке или нежеланные личные встречи. Общие переживания необязательно должны быть серьезными – мы можем вспомнить о неразрывной связи между людьми, проговорив пару часов со случайным соседом в самолете.
Проблема в том, что мы не хотим переживать этот опыт – хотя, очевидно, нуждаемся в его терапевтическом эффекте. Присоединение к общей радости или горю – большая уязвимость. Мы стоим на концерте, держа руки в карманах. Мы закатываем глаза, видя, как кто-то танцует на улице. Мы надеваем наушники, чтобы сосед по купе не начинал разговор.
Зачем отваживаться и переживать минуты единения? Это время так ценно, потому что единение происходит отнюдь не всегда. Только представьте, что начнется, если вы выйдете на поле стадиона в Мельбурне и спросите мнение болельщиков о выходе Великобритании из Евросоюза. Или включите свет в кинотеатре и попросите родителей фанатов Гарри Поттера назвать плюсы и минусы частных школ в сравнении с общеобразовательными или домашним обучением. Да Волан-де-Морт покажется добряком!
Соберите всех мужчин и женщин с шоссе FM 1960, не упоминая о трагедии с «Челленджером», и уточните, во что следует инвестировать правительству США: в военные расходы, социальное обеспечение, освоение космоса? Неужели вы ждете, что люди начнут обниматься и хлопать друг друга по спине? Проведите на концерте Гарта Брукса опрос о политических предпочтениях, и люди взвоют. Все эти сценарии прямиком ведут к разобщению и форсированию предположения о том, что мы все разные и ничего общего между нами нет.
Но готовность раскрываться в моменты общей радости и собираться для совместного переживания горя – вживую, лицом к лицу, не в Сети – сильно усложняет отрицание общечеловеческой связи. Она есть даже с теми, с кем мы не разделяем жизненные ценности. Переживание объединяющих эмоций напоминает нам о том, на что способны отношения между людьми и как силен человеческий дух.
Мы рождены для общности. Но чтобы растворить двери наших бункеров, эта общность должна быть подлинной.
Ощущение священнодействия
В книге «Элементарные формы религиозной жизни»
[42] 1912 года французский социолог Эмиль Дюркгейм предложил термин «коллективное вскипание». На религиозных церемониях он наблюдал необычные переживания, которые затем исследовал. Коллективное вскипание, по Дюркгейму, – это опыт переживания тесной связи друг с другом, разделения общих эмоций, ощущение священнодействия, случающиеся, когда мы становимся частью чего-то большего. Он предположил, что в таких ситуациях фокус присутствующих перемещается с себя на группу.
