Опыт переживания боли вместе с другими не освобождает от горевания или грусти. Это так называемое «министерство присутствия». Такие моменты напоминают: мы не одиноки в кромешной тьме. Наши разбитые сердца соединены с каждым сердцем в мире, знавшим боль, с самого начала времен.
Против общего врага
Помню, как пришла в гости к подруге и увидела у нее на диване подушку, на которой было написано: «Если не собираешься говорить ничего приятного – садись сюда»
[48].
Я, конечно, исследовательница и стараюсь жить хорошо и правильно. Но я еще и человек. Существует ли более простой и быстрый способ подружиться с незнакомцем, чем сплетни об общем знакомом? Есть ли что-то заманчивее, чем упасть рядом с кем-нибудь на диван и перемыть кому-нибудь косточки? А еще заманчивее – поосуждать. Конечно, потом мы почувствуем себя паршиво – зато как приятно в процессе! Это отличный способ поближе познакомиться с кем-нибудь. А еще – крайне интересное времяпрепровождение.
Но у той подушки есть и вторая сторона. Связь, которую мы укрепляем осуждением и насмешками над другими – это не настоящая, искренняя, доверительная объединяющая сила. А вот боль, которую такие обсуждения могут причинить, вполне реальна. Близость, замешанная на сарказме, вовсе не близость!
Многие участники моего исследования чувства стыда говорили о том, как больно бывает подслушать сплетни о себе. Мне было так неприятно это услышать, что я начала отказываться от сплетен. Как же это оказалось сложно! Мне стало ужасно одиноко. Но в то же время это решение принесло большую пользу: через пару недель выяснилось, что нескольких моих приятелей и приятельниц на самом деле интересовали исключительно разговоры о других людях. Когда я перестала вовлекаться в сплетни, нам оказалось просто не о чем поговорить. А я-то думала, что мы дружим.
Если посмотреть на политически разобщенный мир, в котором мы живем сегодня, похоже, что партнерами для совместного сарказма становятся вовсе не те люди, с которыми мы чувствуем себя уютно или кто нас поддерживает. Скорее это те, кто ненавидит тех же людей, что и мы. Это не неразрывная объединяющая сила. Это тот самый, хорошо известный нам подход «с нами или против нас». Дружба против общего врага.
Я плохо тебя знаю и не очень хочу вкладываться в наши отношения, но мне импонирует тот факт, что нас бесят одни и те же люди.
Дружба против общего врага – это фальшивая объединяющая сила, совершенно противоположная настоящей причастности. Если все, что нас объединяет, – это раздражение, наше чувство взаимопонимания может быть чрезвычайно сладким, быстро приходящим и поддерживающим в моменты боли и гнева. Но оно так же быстро проходит. Выгорает, оставляя на донышке ядовитые эмоции. И если мы внимательно прислушаемся к своему состоянию, то ощутим что-то вроде эмоционального похмелья.
Я действительно в это влезла? Куда это меня продвинуло, что дало? Не занимаюсь ли я тем же, что так осуждаю в других?
Я знаю, что времена сейчас трудные. Мне тоже частенько хочется приблизиться к кому-нибудь идеологически подходящему и выстроить карточный домик иллюзорной причастности. Но она ненастоящая. Даже если в моем бункере политической или общественной праведности куча народу – в нем все равно будет чертовски одиноко. Те, кто сплетничает о других, постоянно держит ухо востро: а не сплетничают ли о них самих? Мы теряем силы, беспокоясь о том, что о нас подумают или скажут. И больше не можем высказать свежие мысли и рождать ценные идеи. Для того, кто сконцентрирован на том, во что он верит (а не на том, кем он является), смена мнения или идеологии – большой риск. И мы перестаем прислушиваться к себе.
Группа или сообщество, не допускающие разности мнений, блокируют неразрывную, объединяющую нас мощную силу. Вместо настоящей причастности – молчаливое согласие ненавидеть одних и тех же людей. Истинная разобщенность.
Некоторые общие переживания сильно влияют на нас, но не приводят к ощущению единства. Если объединение достигается ценой осуждения других, оно не способно исцелять духовный кризис и бороться с чувством одиночества. Наоборот, оно их подкармливает. Не бывает искренней радости ценой насмешки над другими – она никогда не будет ощущаться настоящей. Когда футбольные фанаты скандируют расистские шутки, ни настоящей причастности, ни объединяющей силы между ними нет. Собирая мнения участников моего исследования, я задала вопрос о митингах. Становятся ли марши протеста источником вдохновляющей радости или боли? Они отвечали так же, как и на вопрос о посещении церкви: «Когда как». Я задала уточняющие вопросы, и проявились знакомые границы. Дегуманизация и объективизация высушивают радость и затыкают боль.
Сорокапятилетняя женщина рассказала: «Бывает, что я приду в церковь, а там настоящая благодать. Я чувствую духовную связь со всеми прихожанами, а себя – частью чего-то большего. А в другой раз прихожу и обнаруживаю, что священник продает пастве политического кандидата. Причем второе случается чаще и чаще. Когда-нибудь я просто перестану туда ходить». В 2017 году мы с дочерью решили принять участие в вашингтонском марше женщин. В какие-то моменты я ощущала глубокое единение, в какие-то его совсем не было. День начался с того, что водитель такси по ошибке высадил нас в сомнительном, опасном районе. Мы увидели конец демонстрации. Полиция нервничала, прохожие в трамповских бейсболках вопили непристойности участницам марша в футболках с надписью «феминистка».
Ощущение было не очень.
Мы прошли квартал и увидели, что политические экстремисты (с любого края) ближе друг к другу, чем к более мягким своим сторонникам. Они нападают на идеологических противников, чтобы отвлечься от своей боли, от ощущений незначительности и бессилия. Результат таких выступлений токсичен и опасен.
Большинство выступавших на марше тронули наши сердца, но некоторые из них использовали подходы, против которых мы и собрались на эту демонстрацию (включая дегуманизацию представителей другой политической партии). Было любопытно ощущать, как энергия толпы меняется с «вот что мы можем и во что верим» на «вот кого и что мы ненавидим» – и обратно.
Коллективное присутствие отвечает базовой человеческой потребности получать значимый социальный опыт. Однако нам нужно учиться замечать, не эксплуатируют ли эту потребность, не манипулируют ли нами те, кто рулит мероприятием. Есть ли у события и другие цели, кроме объединения? Какие?
Коллективное присутствие может исцелять раны больного сообщества… или растравлять эти раны. Делясь радостью, надеждой и болью, мы растапливаем вездесущий цинизм, отвлекающий от природного стремления становиться лучше. А вот объединяясь под флагом дружбы против общего врага, мы раскармливаем цинизм и растаптываем наши общие ценности.
Социальные сети
Можно ли в социальных сетях прикоснуться к общей радости и общему горю? Или это вотчина хейтеров и фотографий с котиками? Помогают ли соцсети настоящей причастности или отвлекают от нее? Думаю, каждый из нас сталкивается с этими вопросами.
