Мой старший брат закончил юридический факультет в 1995 году. Ему тут же предложили работу в элитной фирме, где наш сосед детства, Тоби, был старшим партнером. Мои родители общались с семьей Тоби на вечеринках и других местных мероприятиях. И когда мой брат старался устроиться на работу, он не рассылал резюме в надежде на то, что его кто-нибудь заметит. Нет, он позвонил всем адвокатам, которых знала моя семья, и попросил у них совета и помощи. Тоби был одним из многих, кто помог.
Патнэм считает, что дружба, подобная этой, является формой капитала; это просто причудливый способ сказать, что подобные связи имеют ценность, что их можно считать активами. Поскольку у моих родителей всегда было много близких друзей и коллег по работе, мы с братьями всегда имели доступ к огромному социальному капиталу. Пользоваться сетью контактов родителей – примерно то же самое, что снимать деньги в банкомате.
Но это еще не вся история. Если вы действительно хотите понять идею социального капитала, вам также нужно узнать, как мои родители вообще познакомились с таким авторитетным и влиятельным адвокатом.
Мой отец был сыном фермера, разводящего кур. Моя мать – дочерью школьного учителя. Они уехали из небольшого городка в Нью-Джерси, чтобы вырастить детей в крупном городе – Филадельфии. Ни один из них не работал в юриспруденции, но им удалось наладить довольно тесные связи с людьми, которые были профессионалами в этой сфере. Все потому, что родители много времени посвящали публичным мероприятиям. Они посещали районные вечеринки, занимались волонтерством в ходе локальных политических кампаний, посещали синагогу, состояли в родительском комитете, тренировали Малую лигу и делали еще миллион вещей. Будучи частью этих небольших сообществ, они постоянно взаимодействовали с широким кругом людей и, следовательно, имели возможность подружиться с мужчинами и женщинами, не относящимися к их профессиональной сфере. Они также взаимодействовали с людьми более высокого и более низкого социально-экономического статуса, чем они сами.
Истинная агора функционирует именно так. Она объединяет богатых и бедных людей, которые разделяют общие ценности, интересы, истории или, может быть, просто географическое положение. Это как песочница для взрослых: она позволяет местным сообществам собираться, обмениваться опытом, строить и играть с социальным капиталом.
Патнэм предоставляет достаточно доказательств тому, что высокий уровень социального капитала создает более здоровые и равноправные районы, школы, экономику и демократию. Но я думаю, что он в конечном счете дискредитирует свою позицию, включая режим ностальгирующего технофоба. Он обвиняет электронные площадки в том, что они отрывают людей от физической агоры. Возможно, это правда, что гражданское участие середины XX века было фрагментированным из-за телевизора-очага. Но в то же время национальные повествования стали более унифицированными. Конечно, сначала люди разделились на частные семьи (занялись «боулингом в одиночку»), но в итоге открылось много новых путей к социальной вовлеченности. Теперь благодаря технологиям люди могут собираться в нишевые сообщества, взаимодействуя с людьми по всему миру, которые разделяют их интересы, навыки, любопытство, системы убеждений, культурную историю и многое другое.
Филипп Шмидт, руководитель в MIT Media Lab, пишет: «Маленькое черное окошко с белым текстом и мигающим курсором стало моим окошком в совершенно новый мир». Он размышляет о своем личном опыте неформального онлайн-обучения в 1990-х годах. «Незнакомые люди обычно помогали друг другу с техническими вопросами», – говорит он, описывая, как поначалу в интернете «обмен идеями и знаниями происходил по умолчанию».
Шмидт стал соучредителем Peer2Peer University и дизайнером BlockCerts – набора инструментов на основе блокчейна для управления цифровыми учетными данными. Он также запустил MIT Refugee Learning Accelerator – программу, которая поддерживает инженеров с Ближнего Востока в создании технологий для учащихся-беженцев. У всех его проектов есть что-то общее. Они направлены на укрепление общин, они облегчают процесс общения людей и обмен знаниями и опытом. Шмидт знает, что лучше всего обучение происходит через несанкционированные, сиюминутные и беспорядочные взаимодействия – в моменты, когда группы людей собираются поиграть, но в конечном итоге создают что-то вместе и обмениваются интеллектуальными активами. Он исключительно тонко понимает, как интеллектуальный капитал связан с социальным: все благодаря открытиям, которые он первоначально сделал во время наблюдения за самыми ранними цифровыми агорами. «Было удивительное чувство общности, – вспоминает он, – и я нашел множество друзей, с которыми мы общались многие годы, но в некоторых случаях даже никогда не встречались лично».
Пользоваться сетью дружеских контактов родителей – примерно то же самое, что снимать деньги в банкомате.
Чтобы создать значимые связи, людям больше не нужно сидеть лицом к лицу, глядя через стол. Таким образом, бесполезно направлять нашу машину времени от электронных средств обратно в идеальный мир Патнэма, где идеальные американские семьи все вместе собираются за идеальным ужином на пригородной лужайке. Вместо этого мы должны последовать примеру Шмидта и подумать о том, как предоставить больше возможностей для развития полезного социального капитала в цифровой диаспоре.
В настоящее время компьютер может функционировать как лодка, на которой я могу догрести практически до любой части планеты. Теоретически цифровое гостеприимство может собрать огромное количество людей вместе в открытые сообщества, больше, чем когда-либо. Но пока это так не работает. Вместо этого новые медиаплатформы часто делят сообщества на фракции. Почему? Одна из причин заключается в том, что сегодняшние информационные потоки были спроектированы как матрасы с эффектом памяти: их форма всегда определяется тем, чем мы интересовались накануне. Благодаря искусственному интеллекту и прогностическим алгоритмам мой мобильный телефон, ноутбук и смарт-телевизор знают, что я хочу посмотреть, причем даже раньше, чем я сам это сформулирую. Я смотрю только то, что меня интересует.
Мне больше не нужно заморачиваться – мой выбор не оспаривается. Сделанное под меня, аккуратное и упорядоченное медиаменю держит в своих крепких объятиях. И это прекрасное чувство. Кроме того, это очень удобно. Хотя и проблематично, потому что такое положение дел исключает повседневные возможности для того, что профессор юридического факультета Гарвардского университета Касс Роберт Санстейн называет «интуитивной прозорливостью». Аналогично Патнэму, Санстейн сравнивает текущий опыт использования цифровых средств с жизнью в закрытом сообществе. Он говорит, что теперь люди защищены от необходимости взаимодействовать с образами, идеями или историями, которые выходят за пределы их зоны комфорта. Это проблема, потому что «незапланированные, непредвиденные встречи имеют центральное значение для самой демократии».
Просто подумайте обо всех людях, которых мои родители встретили на местных собраниях. Но имейте в виду, что интуитивная прозорливость была полезна не только потому, что помогла моему брату извлечь выгоду из разнообразной коллекции социальных активов. Она также поощряет высокий уровень социальной ответственности путем обмена культурным капиталом. Другими словами, раньше все знали гораздо больше о разных людях, живущих рядом с ними. Они часто встречались с противоположными точками зрения. И, вероятно, потому, что они были лучше информированы, они стали более терпимыми, понимающими и внимательными по отношению к людям, которые отличались от них. Приток социального капитала был выгоден как для индивида, так и для коллектива.
