Отметим, кстати, что «Поколение Z» отсылает к «Поколению Х», и буквенный круг замыкается. Это лишь означает, что мои дети родились через два поколения после Х. Звучит не очень содержательно и как-то слишком завершенно. Если они Z, кто будет дальше? Предположительно, кто-то, кто откажется от нелепой традиции категоризировать все по эпизодическим когортам.
В 2013 году Говард Гарднер и Кэти Дэвис опубликовали книгу под названием «Поколение приложений». В ней они писали: «Приложения, работающие на личном смартфоне или планшете, представляют собой отпечаток пальца, но вместо уникального расположения линий – это сочетание интересов, привычек и социальных связей». Они утверждали, что дети учатся видеть себя в соответствии с ходом работы мобильной операционной системы. Просто подумайте о том, насколько велик надзор за свободным временем детей в наши дни. Они идут с тренировки по футболу на урок по фортепиано, затем на сеанс психотерапии, потом на занятие танцами, к репетитору по математике, в клуб программирования и так далее. Внеклассные мероприятия и социальные группы стали такими же, как приложения. Жизнь воспринимается как совокупность бессвязных стремлений к цели. В результате вполне вероятно то, что дети могут и не хотеть «тусоваться» просто для удовольствия или без определенной цели. Следовательно, они борются за то, чтобы ощутить себя чем-то большим, чем сумма всех частей.
Мы все еще не нашли хорошего названия для поколения, к которому относятся мои дети. Хотя многие пытались.
Мне нравится, как эта идея подчеркивает отношения между технологией и сознанием, даже если это слишком отдает технофобией. В конечном счете, несмотря на высокий авторитет Гарднера как влиятельного теоретика образования (он стал пионером теории множественного интеллекта), термин не прижился. Мои дети не являются частью Поколения приложений.
Еще одно потенциальное название появилось в исследованиях психолога Джин Твенге. Она назвала их «iGen» (по аналогии с техникой от Apple) в книге под тем же названием. Но ее рассуждения были не такими тонкими, как у Гарднера и Дэвис. Она выбрала этот термин в основном потому, что это поколение «выросло с мобильными телефонами, завело страницу в Instagram еще до того, как пошло в старшую школу, и не помнит времен до интернета». Кроме того, она пояснила, что «I» в названии также означает «индивидуализм» и «неравенство доходов» («individualism» и «income inequality» соответственно). Хотя я бы поспорил: индивидуализм стал частью чувства «песочницы» в каждом поколении с начала индустриальной эпохи. И хотя последствия неравенства доходов действительно могут проявляться по-новому, это явление не является уникальным для нашего времени.
Хуже того: Твенге утверждала, что мои дети «находятся на краю худшего кризиса психического здоровья за последние десятилетия, а показатели подростковой депрессии и самоубийств с 2011 года стремительно растут». Она предположила, что, по большому счету, сегодняшние дети несчастны, потому что они используют цифровые технологии поверхностными, нарциссическими и нездоровыми способами. Разумеется, многие эксперты согласились с ней, но я возражаю против философского и психологического очернения. Я бы мог написать целую книгу и по пунктам объяснить почему, но, к счастью для вас, вы уже читаете последнюю главу.
Очередная попытка дать название поколению, чьи представители рождаются с 2005 года, не делает явной ссылки на цифровые технологии. Уильям Штраус и Нил Хау, авторы книги 1991 года «Поколения: история будущего Америки с 1548 по 2069 год» (в которой они дали название миллениалам), остановились на «Поколении Родины». Почему? Потому что мои дети родились после атак на башни Всемирного торгового центра 11 сентября 2001 года, когда правительство США основало Департамент внутренней безопасности. В статье, написанной Хау для Forbes, он указал на «всемирное культурное движение к национализму, локализму и растущей идентификации своих корней». Он также связал термин «Родина» с исследованиями, которые показывают, что современные стили воспитания предлагают современным детям гораздо меньше свободы, чем предыдущим поколениям; они буквально проводят больше времени дома. Конечно, я уже объяснил, что этот «тяготеющий к дому» импульс на самом деле является реакционной попыткой найти стабильный очаг в гиперсвязанной цифровой агоре (см. вторую часть книги). Поэтому я также сомневаюсь в том, что термин «Поколение Родины» сможет устояться. Он, может, и описывает то, как взрослые справляются с тревогами насчет постоянного онлайн-присутствия, но мало говорит о том, как мои дети на самом деле живут и учатся.
Их опыт будет характеризоваться беспорядочной дуэлью между близостью и масштабностью. Это универсальная дилемма, с которой сейчас сталкивается каждый человек, живущий в цифровом мире. Это проявляется в напряженности между конфиденциальностью в интернете и прозрачностью, которая также может быть определена как битва между удобством персонализации и ужасами бытия под вечным наблюдением. Мы ощущаем борьбу между локальной и мировой экономикой. Мы видим, как растут пограничные стены в ответ на незаконную миграцию. Близость и масштабность также сталкиваются на разрушающейся границе, которая когда-то разделяла дом и работу. Это маятник, который качается между инновациями и православием, поспешностью и благоразумием, разрушением и традицией, современностью и наследием. Это точка соприкосновения массовых продаж Amazon и онлайн-магазинов, где можно купить самодельные и винтажные товары. И где разрозненный труд водителей Uber противоречит свободе индивидуального предпринимательства.
Конечно, в этом затруднительном положении нет ничего нового. С самого начала истории человечества люди делали выбор между монотеизмом и политеизмом, одним и многим, единством и разделением, индивидуальным и коллективным. Но сегодня невозможно знать, на чьей ты стороне. Все линии неоднозначны, все границы расплывчаты.
Мы должны научить детей ценностям, правилам и этикету, необходимым для ведения честной борьбы между масштабностью и близостью, для поддержания кодекса чести и укрепления рыцарской этики участия. Мы также должны признать, что самым большим препятствием на пути их успешного обучения является наша ханжеская приверженность ритуальному взаимодействию с устаревшими технологическими методами мышления. Мы, взрослые, привыкли следить за своей территорией, копить сокровища, рисовать линии на песке и защищать свои замки. Следовательно, мы тяготеем к родительским стратегиям, которые разделяют вещи: подход включения/выключения относительно экранного времени; восприятие семьи с точки зрения рабочего, ездящего на работу на электричке; монастырская модель образования и концепция информации и знаний, основанная на картотеке. Мы передаем эти способы мышления нашим детям, ведь они так хорошо служили и нам.
Но наша ностальгическая верность тому, что уже в прошлом, вредит будущему. Как отмечает эксперт по геополитике Параг Кханна в своей книге «Коннектография: Картирование будущего глобальной цивилизации», «нет лучших инвестиций, чем коммуникация». Конечно, он говорит об этом в геополитическом смысле, предлагая странам сосредоточиться на развитии инфраструктуры, связывающей экономики. Но легко применить ту же идею и к воспитанию ребенка. Ваши дети нуждаются в том, чтобы вы сделали все возможное, чтобы помочь им развивать способность налаживать коммуникацию. Они должны видеть себя узлами сети, анализировать и интерпретировать данные, создавать смыслы и ценности, формулируя и распространяя информацию в сети и вне ее.
