Вот, к примеру, в четырнадцатой главе говорится о Ричарде де Бери, епископе Даремском, казначее и канцлере при короле Эдуарде II. Он родился 24 января 1287 года в маленькой деревушке близ Бери-Сент-Эдмунда, в Саффолке, а когда ему исполнилось пятьдесят восемь – завершил книгу, о которой писал так: «И поскольку говорится здесь по большей части о любви к книгам, решили мы взять пример с древних римлян и наречь ее греческим словом „Филобиблон“». Четыре месяца спустя он умер. Де Бери был страстным собирателем книг; как говорили, книг у него было больше, чем у всех прочих европейских епископов вместе взятых, а вокруг его кровати разложено их было столько, что трудно было пройти по комнате, не наступив на книгу. По милости звезд де Бери не был ученым и попросту читал все, что ему нравилось. Он считал «Гермеса Трисмегиста» (неоплатоническая книга по египетской алхимии III века) интереснейшим «допотопным» научным трудом, приписывал Аристотелю трактаты, которых тот не писал, и цитировал какие-то ужасные стихи, полагая, что их сочинил Овидий. Но это неважно. «В книгах, – писал он, – встречаю я мертвых живыми, в книгах вижу я грядущие времена. Со временем все портится и проходит; Сатурн не перестает пожирать чад своих, все славное было бы предано забвению, когда бы Господь не дал в помощь смертным книги»
[665]. (Наш автор об этом не упомянул, но Вирджиния Вулф вторила де Бери: «Иногда я мечтаю, – писала она, – что, когда займется заря Судного дня и великие завоеватели, юристы и политики придут, чтобы получить свою награду – их короны, их лавры, их имена, выгравированные на вечном мраморе, Всемогущий повернется к Петру и скажет, не без некоторой зависти, глядя, как подходим мы, с книгами под мышкой: „Смотри, им не нужны награды. Мы ничего не можем дать им. Они любили читать“»
[666].
Глава восьмая посвящена еще одной всеми забытой читательнице, которую как опытного писца превозносил Блаженный Августин в одном из своих писем и которой он посвятил одну из своих книг. Ее звали Мелания Младшая (чтобы не путать с бабушкой, Меланией Старшей), и жила она в Риме, в Египте и в Северной Африке. Она родилась около 385-го и умерла в Вифлееме в 439 году. Она страстно любила книги и собственноручно переписывала все, какие ей попадались, таким образом собрав неплохую библиотеку. Ученый Геронтий, живший в V веке, писал, что она «одарена от природы» и так любит читать, что «словно на сладкое, читала жития отцов». «А жития святых она читала так прилежно, что ни одна книга, которая ей попадалась, мимо нее не проходила. Одни книги она покупала, другие брала на время и столь тщательно исследовала, что знала всё, вплоть до выражений и оборотов. И от такой любви к наукам, когда она читала по-латыни, всем казалось, что по-гречески она и не умеет, а когда читала по-гречески, все думали, что она не знает латыни»
[667]. Блистательная Мелания Младшая промелькнула в истории чтения как одна из многих, кто искал утешения в книгах.
Примерно на столетие ближе к нам (впрочем, автор «Истории чтения» не заботится о хронологии и приглашает его в шестую главу) появляется еще один эклектичный читатель, гениальный Оскар Уайльд. Мы следим за тем, как много он впитал из кельтских волшебных сказок, которые рассказывала ему мать; из ученых книг, которые он читал в колледже Святой Магдалины в Оксфорде. Именно там, в Оксфорде, на одном из экзаменов его просят перевести с греческого отрывок из рассказа о Страстях Господних в Новом Завете – он справляется с заданием с такой легкостью и точностью, что его останавливают. Но Уайльд продолжает, и экзаменатор снова прерывает его. «Ну, пожалуйста, можно я дочитаю до конца? – говорит Уайльд. – Хочу узнать, чем дело кончилось».
Для Уайльда было одинаково важно знать, что ему нравится и чего лучше избегать. Подписчикам «Пэлл Мэлл Газетт» 8 января 1886 года он так посоветовал решить вопрос «читать или не читать?»:
Книги, которые читать не стоит: «Времена года» Томпсона, «Италию» Роджерса, «Свидетельство» Пейли, всех отцов Церкви, за исключением Блаженного Августина, все труды Джона Стюарта Милля, за исключением его эссе «О свободе», все пьесы Вольтера без исключения, «Аналогию» Батлера, «Аристотеля» Гранта, «Англию» Юма, «Историю философии» Льюиса, все полемические сочинения и все сочинения, в которых что-либо доказывается… Советовать людям, что им читать, как правило, либо бесполезно, либо вредно; восприятие литературы зависит от темперамента, а не от школы; по учебнику не взобраться на Парнас, и никакие знания тут не помогут. Но вот сообщить людям, чего читать не стоит, – совсем другое дело. И я охотно предложил бы включить эту тему в факультативный университетский курс
[668].
Вопросы публичных и частных чтений обсуждаются в книге довольно рано, в главе четвертой. Упоминается о роли читателя как составителя антологий для себя (в качестве примера приведена всем известная книга Жан-Жака Руссо) или для других («Золотая сокровищница» Пэлгрейва
[669]), и наш автор весьма изящно показывает, как представление составителя об аудитории влияет на выбор текстов. Чтобы дополнить эту «микроисторию» антологий, он цитирует профессора Джонатана Роуза, определившего «Пять распространенных заблуждений о читательском отклике»:
Во-первых, всю литературу можно считать политической в том смысле, что она всегда влияет на политические убеждения читателя.
Во-вторых, влияние, которое текст оказывает на читателей, прямо пропорционально его распространенности.
В-третьих, у поп-культуры гораздо больше поклонников, чем у «элитарной», и потому она более точно отражает настроение масс.
В-четвертых, «элитарная» культура имеет тенденцию к поддержке существующего общественного и политического устройства (идея, широко распространенная в равной степени среди левых и правых).
В-пятых, критерии «величия книг» определяются исключительно общественной элитой. Простые читатели либо не признают эти критерии, либо принимают только из уважения к мнению элиты
[670].
Как вполне убедительно показывает автор, все мы, читатели, виновны в том, что поддерживаем некоторые, если не все эти заблуждения. В четвертой главе, кроме того, упоминаются «готовые» антологии, составленные случайным образом, такие как десять тысяч текстов, собранных в Иудейском архиве в Старом Каире. Эта коллекция, или гениза, была найдена в 1890 году на замурованном чердаке средневековой синагоги. По еврейским законам, нельзя уничтожать документы, на которых упоминается имя Божье, – только благодаря этому все, что оказалось в генизе, от брачных контрактов до накладных, от любовных стихов до каталогов книготорговцев (кстати, в одном из этих каталогов обнаружилось первое из известных упоминаний сказок «Тысячи и одной ночи»), было заботливо сохранено для будущих читателей
[671].
