За несколько десятилетий до этого Аристотель предложил другую теорию. Предвосхищая и поправляя Эпикура, он утверждал, что свойства видимого предмета – а вовсе не оттиск атомов – проходят через воздух (или какой-то иной проводник) к глазу наблюдателя, так что тот воспринимает не истинные, а сравнительные размер и форму предмета. Человеческий глаз, по Аристотелю, подобно хамелеону, принимает форму и цвет наблюдаемого объекта и через свои «соки» передает полученную информацию всемогущим внутренностям (splanchna
[51]) – конгломерату органов, куда входили сердце, печень, легкие, мочевой пузырь и кровеносные сосуды, – управлявшим движениями и чувствами человека
[52].
Через шесть столетий греческий врач Гален предложил четвертое решение, отвергающее идею Эпикура и согласующееся с мнением Евклида. Гален предположил, что «зрительный дух», рождающийся в мозгу, проходит сквозь глаз через зрительный нерв и выходит наружу. После этого сам воздух обретает способность к восприятию и оценивает свойства объектов, как бы далеко они ни находились. Эти свойства через глаз передаются в мозг и через спинной мозг сообщаются нервам, отвечающим за движение и чувства. Аристотель считал смотрящего пассивным существом, получающим обозреваемый им предмет через воздух, который затем передается в сердце – средоточие всех чувств, включая зрение. По Галену же, смотрящему, воспринимающему разумный воздух, принадлежит деятельная роль, а то, благодаря чему мы видим, находится глубоко в мозгу.
Средневековые ученые, для которых Гален и Аристотель были первоисточником научных познаний, в основном считали, что между этими двумя теориями существует иерархическая связь. Они не занимались выяснением того, какая теория вернее; важно было лишь получить из обеих информацию о том, как разные части человеческого тела воспринимают окружающий мир – и как они связаны друг с другом. Итальянский врач XIV века Джентиле да Фолиньо писал, что выяснение этого вопроса было «таким же важным шагом для медицины, как изучение алфавита для чтения»
[53], и напоминал, что Блаженный Августин, как и многие другие ранние отцы Церкви, тщательно занимался этим вопросом. Блаженный Августин полагал, что сердце и мозг действуют как пастухи чувств, хранящихся в нашей памяти, и использовал глагол colligere (означающий одновременно «собирать» и «складывать»), чтобы описать, как эти впечатления собираются из разных уголков памяти и «изгоняются с насиженных мест, ибо нет другого места, куда они могли бы пойти»
[54].
Память – лишь одна из функций, которая выиграла от этого союза чувств. В Средние века общепринятой считалась точка зрения, согласно которой (как предполагал Гален) вид, звук, запах, вкус и прикосновение поступают в общее хранилище чувств, расположенное в мозгу, в область, которую иногда называют «здравый смысл», из которой происходит не только память, но также знания, фантазия и сны. Эта область, в свою очередь, была соединена с аристотелевской «splanchna», – средневековые ученые считали, что это просто-напросто сердце, средоточие всех чувств. Считалось, что чувства связаны с мозгом, телом же управляет сердце
[55]. В немецком манускрипте конца XV века содержится трактат Аристотеля о логике и натурфилософии с нарисованой человеческой головой – глаза и рот открыты, ноздри раздуты, одно ухо тщательно обведено. Внутри мозга обозначены пять концентрических кругов, идущих слева направо: главный участок здравого смысла и за ним участки воображения, фантазии, мышления и памяти. Как указано в прилагаемом глоссарии, кружок здравого смысла связан еще и с сердцем, также изображенным на картинке. Эта диаграмма – типичный образец того, как представляли себе процесс восприятия в Средние века, с одним небольшим добавлением: хотя на иллюстрации это не показано, большинство ученых того времени (вслед за Галеном) считали, что основу мозга составляет «непостижимая сеть» – rete mirabile – маленьких сосудов, которые действуют в качестве каналов коммуникации, когда мозга достигает нечто, требующее определения. Эти rete mirable видны на рисунке мозга, который сделал Леонардо да Винчи приблизительно в 1508 году, четко выделив в отдельные желудочки и приписав разным частям мозга различные мыслительные функции. Согласно Леонардо, «senso commune [common sense, здравый смысл] – это то, что оценивает впечатления, полученные от других чувств… и он расположен в самом центре головы, между impresiva [центр впечатлений] и memoria [центр памяти]. Окружающие объекты передают свои образы чувствам, а чувства передают их дальше, в impresiva. Центр impresiva переправляет их в senso commune и, уже оттуда образы уходят в память, где закрепляются довольно прочно, в зависимости от значимости воспринимаемого объекта»
[56]. Во времена Леонардо человеческий мозг считался чем-товроде небольшой лаборатории, в которой материал, собранный глазами, ушами и другими органами восприятия, превращается во «впечатления», попадает в центр здравого смысла и потом переводится в один из разделов мозга – как, например, память – под влиянием сердца. Именно таким образом металл черных букв (воспользуемся алхимической метафорой) становится золотом знания.
Но один фундаментальный вопрос оставался нерешенным: это мы, читатели, забираем буквы со страницы, как утверждали Евклид и Гален? Или это буквы достигают наших чувств, как полагали Эпикур и Аристотель? Леонардо и его современники могли найти ответ (или подсказки, способные вывести на него) в сделанном в XIII веке переводе книги, написанной двумястами годами раньше (иногда в мире науки события развиваются очень медленно) в Египте ученым из Басры по имени аль-Хасан ибн аль-Хайсам, известным на Западе под именем Альхазен.
В XI веке Египет процветал под властью Фатимидов, черпая свои богатства из плодородной долины Нила и из торговли с соседями по Средиземноморью, его пустынные границы защищали армии наемников – берберов, суданцев и турков. Благодаря международной торговле и участию наемников в боевых действиях Египет при Фатимидах стал поистине космополитическим государством
[57]. В 1004 году калиф аль-Хаким (он пришел к власти в одиннадцатилетнем возрасте и таинственным образом исчез во время прогулки двадцать пять лет спустя) по образцу доисламистских организаций основал в Каире большую академию – Дар аль Ильм, или Дом Науки. Он передал в дар народу собственную коллекцию манускриптов и постановил, что «все могут приходить сюда, чтобы читать, переводить и получать наставления»
[58]. Народ прощал аль-Хакиму его эксцентричное поведение – он, например, запретил играть в шахматы и продавать рыбу без чешуи – и чудовищную кровожадность за достижения правителя
[59]. Он хотел превратить Каир Фатимидов не только в символический центр политической власти, но и в столицу науки и искусства. С этой целью он пригласил ко двору множество знаменитых астрономов и математиков, среди которых был и аль-Хайсам. Официально аль-Хайсаму было поручено найти способ управлять течением Нила. Этим он и занимался, без особого, впрочем, успеха, а кроме того, посвящал свои дни работе над пояснениями к астрономическим теориям Птолемея (правда, его враги утверждали, что это скорее не пояснения, а внесение новых неясностей), а по ночам писал грандиозный труд по оптике, который его и прославил.
