Всякий раз, когда жук появлялся в свете торшера, Эдди пытался шлепнуть его тыльной стороной книги — но насекомое исчезало раньше, чем он успевал приподняться. Жужжание отвлекало от книги, читать которую было и без того сложно — сухие, исторические заметки об испано-американской войне. Этой взрослой литературой его снабдила бабушка, но он откладывал ее чтение месяцами. Проще всего было бы подняться наверх и, смирившись с расползавшимся из коридора запахом чистящего средства, знакомиться с военной историей в своей комнате. Но с самого дня рождения Эдди старался пореже оставаться в спальне.
Продуктивность возившегося на другом конце дома Маршалла по-прежнему оставляла желать лучшего. Он работал уже больше часа с тех пор, как отец забарабанил в дверь его комнаты, где он упорно прятался от дел, и потребовал, чтобы Маршалл немедленно поднял свою задницу и занялся уборкой. Даже после этого он несколько раз заходил через кухню и громогласно интересовался, не нужна ли родителям треснувшая летающая тарелка, коробка с поролоновым наполнителем или ведро с грязными тряпками. Каждый раз он на несколько минут задерживался и включал телевизор, не забывая ворчать, что, если бы родители наняли кого-нибудь для работы в гостевой спальне, ему не пришлось бы отдуваться самому. Он даже заглянул в библиотеку, чтобы уведомить Эдди о нелепой несправедливости того, что его почему-то в гараж не погнали.
— Как-то не похоже, чтобы ты был сильно занят.
Ближе к ужину Маршалл снова взбежал на лестничную площадку и проорал:
— А кормить нас вы чем собираетесь?
— Поищи что-нибудь в кладовке для вас с братом, — крикнула сверху мама. — И, может, в холодильнике осталось что-нибудь из ресторана.
— Из «Брэннан’с»? Я тебя умоляю, нет там ничего. И уж ты это прекрасно знаешь.
— Маршалл, следи за языком, — напомнила мама. — Я весь вечер убирала грязь, которую вы, ребята, растащили по дому. Разберись сам, ладно?
Маршалл спустился, прошел в библиотеку и встал над душой уткнувшегося в книгу, но заметившего краем глаза его свободные черные джинсы и небольшую ременную пряжку Эдди. Резким движением Маршалл схватил обе половинки раскрытой книги и захлопнул ее.
— Ужинать, — скомандовал он.
Мелкие следы
Эдди сидел за кухонным столом и наблюдал за потрошащим кладовку братом. Маршалл взял пакет с бобами, прочитал, что написано сзади, и бросил его обратно на полку. То же самое он проделал с банкой кукурузы и со спаржевой фасолью. Жестяные консервы громыхали по деревянным стеллажам, всякий раз заставляя Эдди вздрагивать.
— Ничего здесь нет, — прорычал Маршалл. — Нечем ужинать.
— Да я и не очень голоден… — протянул Эдди. Отчасти это объяснялось открытой нараспашку дверью в гараж — от запаха опилок и плесени у него начинало сводить живот. С другой стороны, если бы он мог выбирать, то предпочел бы не есть вовсе, чем ужинать бок о бок с Маршаллом.
— Ну конечно, ушлепок, — огрызнулся Маршалл. — Я, значит, прожора, а ты зато любимый маменькин сынок. Кончай с этим. Серьезно, что нам есть? Хлопья? Даже их почти не осталось. — Маршалл вышел из кладовки и встряхнул коробку овсянки с изюмом. — Надо же, кто-то и правда ест это дерьмо.
Взгляд Эдди упал на витражное окно над вытяжкой, которое вело в темноту между стенами.
— Ты ешь эту дрянь?
— Нет.
— Да что ты говоришь? — Маршалл открыл коробку, заглянул внутрь и потряс ее. Потом снова запечатал картонную крышку и закинул хлопья на верхнюю полку, опрокинув их на бок. Поджав губы, Маршалл уставился на Эдди.
— Ты чего на меня смотришь? — спросил тот.
Иногда Маршалл начинал вглядываться в Эдди так, будто вместо него видел какого-то другого мальчика, не брата. Будто в этот самый момент ломал голову над тем, как с ним поступить. От этого взгляда Эдди чувствовал себя чужим. Он мог полтора часа сидеть с Маршаллом на диване, уставившись в телевизор, когда вдруг в глазах старшего брата появлялось это выражение. В таких случаях он не удивился бы, если бы ему в лицо прилетела одна из маминых подушек.
Маршалл выпрямился, подошел к холодильнику, открыл его, чуть наклонил голову и, прищурившись, осмотрел содержимое.
— Хм. — Он захлопнул холодильник. — Ну, кто-то же их съел. — Маршалл обогнул кухонную стойку, все еще не отрывая взгляда от Эдди.
Облегчение он почувствовал, только когда брат наконец повернулся и вышел из комнаты. Но стоило его шаркающим шагам затихнуть в верховьях лестницы, Эдди обволокла пустота кухни. Он остался на первом этаже совсем один. В витражном окне, распластанном по стене, плескался свет от люстры, и цветастая геральдическая лилия на нем сияла, будто за ней пламенела свеча. Фарфоровый заварочный чайник с петухом, надувшийся на самой верхней полке за стеклянной дверцей серванта, вытаращил на Эдди керамические глаза.
Даже заварник до него добрался. Эдди потер лицо, помассировал виски. Дом молчал — в отличие от его разыгравшегося воображения. Почему он никак не мог избавиться от этого чувства?
Эдди поднялся и закрыл дверь, ведущую в гараж. Он постоял на пороге между кухней и гостиной, затем подошел к подножию лестницы. Брат о чем-то пререкался с родителями. Эдди прислонился к старинным часам. Вслушиваясь в их ровное тиканье, он следил за мерным покачиванием маятника. В соседней комнате все не унимался жужжащий слепень.
— Да схожу я скоро в продуктовый, Маршалл! — раздался сверху мамин голос.
— Мам, я не о том…
— Значит, я вообще не понимаю, о чем ты, — ответила она. — И будь любезен, сойди с кучи мусора, который я только что вымела.
— Да пожалуйста. Короче, я пытаюсь сказать…
— Маршалл!
Эдди представил, как отец открывает дверь кабинета и, сгорбившись, прямо в кресле на колесиках выкатывается в коридор.
— Мы что, похожи на людей, которые хотят еще раз послушать про твои чертовы «поп-тартсы»?
— Пап, да я не говорю о…
— Маршалл, — начал отец. — Ради всего святого, может, хватит? Мы не в «Том и Джерри». Прекрати эти глупые детские выходки хотя бы на время. И сегодня вечером, раз уж мы заняты, думай и веди себя как нормальный человек, понял?
Мама что-то тихо заговорила — не разобрать. Вероятно, она просила отца успокоиться. А вот слова Маршалла Эдди расслышал достаточно хорошо:
— Знаешь что, пап? Да пошел ты!
Маршалл затопал вниз по лестнице. Отец кричал что-то ему вслед. У подножия лестницы Маршалл остановился, тяжело дыша через нос. Его лицо горело, нижняя губа морщилась и дрожала. Эдди отступил и перебрался за часы, пропуская его.
Маршалл молча наблюдал за ним. Заговорил он почти шепотом:
— В этом доме ведь есть ты. Вот же. Но ребенком папа называет меня? Это меня он считает странным? — Сжав кулаки, он уставился в потолок. — Знаешь что? Заколебало. На хрен это место. И семью — на хрен.
