— Я хотел спросить: Эдди, ты когда-нибудь чувствовал, что кроме меня, тебя, мамы и папы в доме есть кто-то еще?
Маршалл, не мигая, уставился на него. Их взгляды сцепились, будто между ними была натянута тугая веревка. Эдди не помнил, когда такое было — чтобы Маршалл интересовался его мнением. Но он не хотел отвечать на его вопрос. Стоит ему заговорить, комната начнет расти, потолки поднимутся выше, а дверной проем отползет от него подальше. Казалось, по стенам дома, словно по человеческой коже, уже пробегали мурашки.
— Я думаю… — наконец решился Эдди и сжал салфетку на коленях. — Да. Чувствовал.
Маршалл кивнул.
— И я, — едва слышно выдохнул он.
Братья
Вечером, после ужина, Маршалл позвал Эдди в свою комнату.
— Я тебе кое-что покажу, — сказал он, усаживаясь в кресло, включил компьютер и жестом отправил Эдди в коридор. — Принеси стул из кабинета.
Эдди вернулся с синим виниловым креслом-мешком. Пока брат открывал браузер, он плюхнул кресло на пол и завалился в его обволакивающие объятия. Он вдруг осознал, что в последний раз сидел в нем еще на северном берегу, много лет назад, наблюдая, как Маршалл играет в «Марио» на старой Nintendo 64
[15]. Сам Эдди боялся в нее играть — боялся, что упадет с платформы или что позади него материализуется призрак. Но следить за братом было все равно что смотреть фильм, который к тому же слышит его и реагирует на просьбы остановиться, вернуться или задержаться где-то чуть дольше.
Маршалл бросил в его сторону вопросительный взгляд.
— Я имел в виду нормальный стул.
— Мне нравится кресло, — пояснил Эдди.
Маршалл встал и закрыл дверь спальни. Потом распахнул шкаф и на мгновение скрылся в ванной — проверить за занавеской. Затем как ни в чем не бывало он вернулся в кресло — будто подобные действия были в порядке вещей. Эдди стало интересно, как долго они оба обыскивали углы.
— Короче, — вступил Маршалл, — смотри, что я нашел.
Он открыл одну из закладок, и на страницу выполз исполосованный текстовыми сообщениями форум. Слева возникли маленькие пользовательские аватары, большинство из которых являли собой всего лишь стандартный контур лица с вопросительным знаком посередине.
— Пару дней назад я разместил на этом сайте вопрос о всяких, знаешь… странностях нашего дома, которые я стал замечать. Просто описал некоторые вещи. Далеко не все. Но глянь, сколько ответов. — Маршалл прокрутил вниз — сообщений было на три страницы. — Некоторые писали по несколько раз, — продолжал он. — Но, Эдди, у меня мозг вскипел просто. Такое случается.
— Случается?
— Люди нам верят. Некоторые — например, вот этот с сыщиком на аватарке — даже утверждают, что знают о потерпевших и что у них есть ссылки на новостные статьи по теме. Когда я опубликовал пост, этот парень связался со мной по электронной почте и стал давать дельные советы. Они все клянутся, что столкнулись с той же проблемой.
— Кто-то…
— Кто-то прятался в их домах, да. Иногда очень долго. Выходил по ночам, залезал в кладовку, забирал всякое. Обычно в домах стариков, которым тяжело ходить. Парень прислал ссылку на статью об одной женщине, которая умерла, и долгое время никто об этом не догадывался, потому что свет зажигался каждую ночь. Почта стала скапливаться, газон зарос — но никому даже в голову не пришло.
— Но почему? — спросил Эдди. — В смысле, почему ты вообще подумал об этом? Что тебя навело на мысль?
Маршалл чуть повернулся и скосил на него один глаз.
— Много чего.
— Например? Ты что-то слышал? Или видел?
— Вот тебе «например». — Маршалл чуть откатился на кресле и выдвинул ящик стола. Из самого дальнего угла он достал старый зеленый пенал. Он не отрывал глаз от Эдди и даже не взглянул на молнию, которую расстегивал. Маршалл вытащил маленький сложенный перочинный нож с черной пластиковой рукояткой и раскрыл его изогнутое, зазубренное у основания лезвие с длинным скошенным носиком — он разительно отличался от маминого набора, по большей части массивных и острых кухонных ножей.
— Мама прибьет меня, если узнает, что они у меня есть, — сказал Маршалл. — Были. Их было два. — Маршалл посмотрел на лежащий в ладони нож, закрыл лезвие и протянул его Эдди, держа большим и указательным пальцами, как бы говоря: «Будь осторожен». — Я купил пару у одного парня из школы. Другой был один в один, но поменьше. У любого настоящего силовика такой есть. Нажимаешь на кнопку — и выскакивает лезвие. Они всегда лежали в этом ящике, а вчера вечером я достал пенал — а здесь только один. Мама с папой точно не брали — они бы такой разнос устроили! И, конечно, тогда пропали бы оба. А ты… ты говоришь, что в мою комнату не суешься.
— Нет, — подтвердил Эдди.
— Что ж. — Маршалл забрал нож у Эдди. — В этом доме много чего странного. И это объяснениям уже не поддается. — Он закрыл лезвие и вместо того, чтобы вернуть нож в ящик, сунул его в передний карман.
У Эдди голова пошла кругом. Кто-то ходит по его комнате, по комнате его брата, трогает и забирает их вещи. Все это время он чувствовал, что в доме кто-то был. Или что-то было. Все это время он и его семья были в опасности. Он боролся с желанием вскочить и обыскать комнату Маршалла еще раз. Даже воздух стал казаться ему зловещим.
Маршалл продолжил листать форум, а Эдди просто уставился на свои руки.
— Как видишь, с таким сталкивались самые разные люди, — снова заговорил Маршалл. — Не знаю, просто ли оно забирается в наш дом или прячется где-то в нем. Он это или она, я тоже не знаю. Но мне кажется — я почти уверен, — что оно одно. Пусть пока будет «оно».
«Оно». Не очень точное определение. Так можно было бы назвать копошащуюся в стене мышь или кошку, крадущуюся столь далеко, что не разобрать ее светящихся в сумерках глаз. «Оно» звучало как погода, как дом — как то, что вокруг, но в то же время обособленно. «Оно» не должно слушать, не должно реагировать на слова. Не должно подчиняться, когда его прогоняют.
— Как думаешь, что ему надо? — спросил Эдди. Все те звуки, которые он слышал, шаги и глухие удары из недр стен, все его пропавшие — позаимствованные? — книги, та маленькая пластмассовая ведьма и странное чувство, которое он иногда испытывал, оставаясь в одиночестве в своей комнате, — как все это объяснить? Что пряталось под столом в его день рождения? Что вылезло из-под кровати? Чьи удаляющиеся шаги он слышал тогда? И, главное, стоит ли делиться этим с Маршаллом? Как объяснить, почему раньше ситуация не казалась ему опасной? Вообще никакой не казалась. Он и не думал в этом ключе. Не осознавал.
Разве он не будет выглядеть глупо? Как он мог сказать, что все это время был уверен в мистической природе происходящего и молчал, потому что, да, мысль о ком-то потустороннем, о ком-то дымчатом, призрачном, не совсем похожем на человека, была приятной. Благодаря ей он оставался один — и не чувствовал себя одиноким, он усаживался на ковер — и пол словно поднимался ему навстречу, он входил в комнату — и что-то бесформенное молчаливо приветствовало его.
