– Как я уже говорила, за Кирнаном следят. Пруденс знает, что он что-то замышляет, и если она обо всем догадается, это не сыграет нам на руку. И все прошло довольно просто, как только Эдриен поняла, что застряла. Был неприятный момент, когда она спросила, выживет ли после бомбардировки, но она не стала настаивать, как только я сказала ей, что не могу такое рассказать. Но мне все же интересно глянуть, что с ней произошло…
– Зачем? – вмешивается Кэтрин. – Какой в этом смысл, Кейт? Ты только расстроишься, если узнаешь, что ее задело.
У меня складывается впечатление, что Кэтрин права. Нет никакого смысла разузнавать что-то об Эдриен, разве что для удовлетворения моего любопытства и из-за того факта, что она попросила меня об этом. Она мне понравилась, и мне придется бороться с желанием вернуться и предупредить ее, если я узнаю, что ее имя оказалось в списке пострадавших. Не знаю, смогу ли я решиться на подобное, но желание у меня бы точно возникло.
Я решаю оставить эту тему, потому что позже я все разузнаю, независимо от того, признаюсь я в этом Кэтрин или нет. В любом случае я хочу знать. Но сейчас самое подходящее время, чтобы поднять вопрос о той смерти, что случилась в 1938 году. Если другая-Кэтрин знала, что кто-то умрет, я почти уверена, что эта Кэтрин тоже знает. И лучше разобраться с этим прямо сейчас.
– Так это была Делия, Эйбел или тот парень, Грант, кого убили в 1938 году?
Она поднимает бровь и снова смотрит на экран своего компьютера.
– Это не имеет значения. Он умер еще до того, как Сол начал менять хронологию событий.
Он умер. Ладно, она не ответила на этот вопрос, но, по крайней мере, это или Эйбел или Грант.
– Нет, Кэтрин, все было не так, Сол начал менять хронологию событий, когда отправил их троих в 1938 год. Если бы не это, тот парень смог бы вернутся в свое время, верно?
Кэтрин пожимает плечами, все еще не отрывая взгляда от экрана.
– Возможно. Но, как я уже отмечала ранее, у нас нет возможности разбираться с этой временной линией. Наша главная задача – восстановить эту реальность, ту, в которой ты существуешь, чтобы остановить Сола. Все остальное – это роскошь, и мы не можем позволить себе подобные эксперименты.
Мы уже говорили об этом, и да, я знаю, что она отчасти права. Мы не можем сказать, скольких людей из другой реальности не стало в этой временной линии или сколькие не существуют здесь, но существовали там. Мои мысли возвращаются к двум папиным детям из другой временной линии, и, хотя это не совсем одно и то же, никогда не существовавшие и мертвые практически одно и то же.
Но опять же, Кэтрин уверена, что только она вправе решать, что хорошо и что плохо, и вместе с тем определять то, что следует знать мне. Но я не могу с этим смириться. Судя по тому, что сказал мне Кирнан, другая-Кейт тоже была с ней не согласна, а ведь у нее было преимущество с той Кэтрин, мозг которой еще был работоспособен и не находился под влиянием стероидов и бог знает чего еще. Даже если Кэтрин считает, что этот вопрос должен быть закрыт, я не считаю это невозможным.
– Чисто гипотетически, – говорю я, – давай притворимся, что я согласна с тобой, хотя мы знаем, что это не так. Мне все еще нужно знать все, что ты можешь рассказать об этих трех историках, чем они занимались в Джорджии, и почему ты думаешь, что они не отдадут свои ключи. Это почти наверняка то самое перемещение, которое разрушило все на наших глазах в предыдущей временной линии. Та Кейт больше не существует. И перед тем, как исчезнуть, она была так зла на тебя, что Кирнан решил, что она нуждается в сопровождении перед встречей с тобой. Думаю, вполне разумно предполагать, что, если я повторю то, что она делала в прошлый раз, меня тоже не станет, и существует огромная вероятность, что я обнаружу то, из-за чего ей так хотелось врезать тебе. Так что, может быть, нам стоит попробовать иной план действий в этот раз?
Это, кажется, привлекает ее внимание. И Коннора тоже, хотя он снова переводит взгляд на книгу, делая вид, что читает.
Поначалу мне кажется, что Кэтрин собирается возразить, но потом она говорит:
– Я не очень хорошо помню Гранта. Он был стажером. Это было бы его первое или второе перемещение. Умрет Эйбел. Я узнала об этом, когда выследила Делию, после того как Пруденс начала все менять. Около шести лет назад Делия была еще жива – бо́льшую часть своей жизни преподавала в женском колледже в штате Мэн. Она снова вышла замуж, и, судя по потомству, я бы сказала, что она намеренно пренебрегала протоколом ХРОНОСа о минимизации изменений во временной линии.
– Ну, это ведь было до появления противозачаточных, верно? Наверное, было нелегко…
Кэтрин фыркает.
– Да, это было до изобретения таблеток. Но достаточно эффективные методы существовали еще задолго до 1938 года, если знать, где искать. Делия определенно знала где. Семеро детей, двадцать пять внуков – это непременно должно было немного изменить ход событий. Но, возвращаясь к теме, она сказала мне, что Эйбел погиб сразу после того последнего перемещения.
– Как погиб?
– Убит, – говорит Коннор, захлопывая книгу. – Я не знаю, был ли в этом замешан ККК или какая-то другая организация, но его линчевали.
Кэтрин, прищурившись, смотрит на него.
– Это только по словам Делии. Никаких записей о линчевании в Атенсе после 1921 года мы не нашли.
– Линчевали? Почему его линчевали? – спрашиваю я.
Коннор пожимает плечами.
– Цветной мужчина вступил в отношения с белой женщиной в 1930-х годах в Джорджии. Скорее всего, кто-то увидел их вместе и воспринял это как оскорбление. И Кэтрин права – о линчевании в Атенсе в 1930-х годах не осталось никаких записей. Но есть еще небольшой округ чуть южнее, всего в пяти километрах вниз по дороге, который отделился в период Реконструкции. Там в 1905 году произошло крупное линчевание. Еще одно – неподалеку, в 1946 году. И было немало незарегистрированных случаев.
– А что произошло с третьим парнем, Грантом? Может, он мог…
– У меня не получилось найти его, – говорит Кэтрин. – Делия сказала мне, что не знает, где он, и не видела его с тех пор, как уехала из Атенса, сразу после смерти Эйбела. А потом она сказала, что скорее умрет, чем отдаст мне эти ключи, – ее голубые глаза полны беспокойства. – Конечно, я понимаю, что она расстроена. Но я ведь не виновата в его смерти.
– Ты сказала ей, что это Сол сорвал перемещение?
Кэтрин кивает.
– Но я ясно дала понять, что ничего не знала о его планах. Я снова и снова перелистывала все свои дневники, Кейт, в поисках какой-либо подсказки, почему он это сделал и когда начал планировать. И я ничего не могу найти. Да, была пара странных событий. Я думаю, ты помнишь ту запись, где я жаловалась, что он брал с собой в путешествия неутвержденные лекарства.
Я киваю, и она продолжает:
– И случалось, что он вел себя скрытно и уклончиво, но такова была его природа. Он ненавидел всех, кто знал о нем то, что можно было бы воспринять как слабость. Никогда не сообщал о болезнях, однажды даже отказался пойти в ХРОНОС Мед, когда обжег руку во время перемещения. Если бы он не был таким… никакого шрама бы не осталось.
