– Тогда как же, по его мнению, я сюда попадаю?
– У меня есть ключ от магазина. – Он достает его из кармана и подбрасывает на ладони, прежде чем спрятать обратно. – Я работал здесь некоторое время. И даже ночевал в этой кладовке несколько месяцев. Когда мы с тобой встречаемся здесь, я всегда прихожу, когда здесь закрыто или когда он отлучается на несколько минут.
– Что именно, по его мнению, мы здесь делаем?
На лице Кирнана снова расцвела ухмылка:
– Как я уже сказал, он мой друг. А джентльмены не задают лишних вопросов. Ты ему нравишься, Кэти. Просто улыбнись ему и скажи спасибо.
– Спасибо за чт… – начинаю я, но он уже распахивает дверь, так что я натягиваю улыбку и выхожу следом за ним.
Кирнан сказал, что Джесс его друг, так что я ожидала увидеть кого-то в возрасте двадцати лет, или, по крайней мере, чуть моложе моих родителей. Я определенно ожидала увидеть кого-то моложе Кэтрин и Коннора. Этот парень выглядел так, будто ему за восемьдесят. У него седовато-белая борода, доходящая до середины груди, и он слегка горбится, доставая из маленького деревянного ящика стеклянную банку с синельной проволокой. Я с удивлением замечаю, что синельная проволока в 1905 году во многом такая же, как и сегодня, за исключением того, что она белая, а не ярко-неоновая, как та, которую мы использовали для поделок в детском саду.
Услышав звук закрывающейся двери, старик поднимает голову. Он слегка прищуривается, затем широкая улыбка озаряет его обветренное лицо.
– Мисс Кейт! Я очень рад снова видеть тебя! Ты плохо обошлась со мной, вот так сбежав. – Он медленно приближается к нам и крепко обнимает меня. Сначала я немного напрягаюсь, но он пахнет тепло и знакомо, очень похоже на табак, который я нашла в его кладовке. Через мгновение я отвечаю на его объятия, бросая на Кирнана вопросительный взгляд. Кто этот мужик?
– Я же говорил тебе, что она вернется, Джесс. Она просто была… сначала в Нью-Йорке, потом в Вашингтоне. С бабушкой.
Джесс бросает на меня скептический взгляд, а потом смеется:
– А мне кажется, ты просто пожадничал и спрятал ее ото всех. Как я уже говорил тебе, Кейт, когда ты устанешь от его игр, просто дай мне знать, и я скажу своей Амелии, что она может собирать свои вещички.
– Да ладно тебе, старый ты похотливый козел, – говорит Кирнан. – Этот магазин завтра же закроется, если Амелии не понравится твое поведение, и ты это прекрасно знаешь.
Я удивленно приподнимаю бровь, услышав слова Кирнана – вот вам и уважительное отношение к старшим в «старые добрые времена». Но Джесс только хихикает и бросает Кирнану маленькую деревянную коробочку, которую тот легко ловит одной рукой.
– Отнеси это в дальнюю комнату, парень. И не забудь поставить ее на верную полку, иначе мои старые глаза ее не найдут. А я принесу из холодильника то, что нужно мисс Кейт.
Джесс уходит, шаркая, и Кирнан наклоняется ко мне:
– Имбирный эль, – шепчет он, прежде чем вернуться в кладовую.
И это действительно имбирный эль, бледно-коричневый, в высокой прозрачной бутылке, на которой выгравированы слова «Clicquot Club». Джесс избавляется от крышки открывалкой, прикрепленной к стойке сбоку, втыкает бумажную соломинку и протягивает мне.
– Благодарю.
– Не стоит благодарности.
Я делаю большой глоток содовой, и меня тут же охватывает приступ кашля. Ощущение, будто вдохнула сырого имбиря, пряно-сладкого и настолько мощного, что перехватывает дыхание.
– Ты в порядке? – смеется Джесс. – Ты должна была уже привыкнуть. Эту дрянь нужно пить аккуратнее.
К тому времени, как я отдышалась, Кирнан успел вернуться. Теперь и он смеется.
Я бросаю на него раздраженный взгляд и улыбаюсь Джессу:
– Да, я в порядке. Наверное, не в то горло попало. Сколько я тебе должна?
Как только эти слова слетают с моих губ, я вспоминаю, что все мои деньги лежат в кармане свитера, в кладовой. И все они датируются не ранее чем 1950-ми годами. Поэтому я испытываю облегчение, когда Джесс говорит:
– Ни пенни, и ты это знаешь, юная леди. Просто не забудь еще раз поблагодарить своего дядю за меня.
Кирнан обнимает меня за плечо и тянет к двери, на ходу хватая два темно-коричневых леденца из маленькой банки, стоящей на краю прилавка.
– Таблеток у тебя достаточно, Джесс?
Старик кивает и снова улыбается:
– Должно хватить до конца года, если только не обострится. – Он переводит взгляд на меня. – Если твой дядя когда-нибудь решит продать еще этих маленьких красавиц в Бостоне, дай мне знать. Я освобожу целую полку.
Я пытаюсь скрыть свое замешательство и успеваю слегка махнуть рукой Джессу, когда Кирнан выводит меня на тротуар.
– Что это было? – спрашиваю я, как только мы оказываемся вне пределов слышимости.
Кирнан движется к внешнему краю узкого тротуара, который немного выше грязной проезжей части. Он берет меня за руку и, пройдя несколько витрин, ведет к перекрестку с более широкой мощеной дорогой. Около дюжины повозок, запряженных лошадьми, несколько велосипедов и одинокий автомобиль осторожно двигаются по дороге, лишь немного опережая нас.
– Джесс думает, – отвечает Кирнан, – что твой дядя работает аптекарем в Нью-Йорке и торгует одним уникальным препаратом от артрита. Ты упаковала немного противовоспалительного в старую жестяную коробку, и с тех пор Джесс чувствует себя намного лучше.
– Вау. Кэтрин бы наверняка взбесилась.
– Кэтрин не обязательно знать об этом. По крайней мере, раньше ты говорила так…
Кирнан замолкает, вероятно заметив выражение моего лица. Мне начинает немного надоедать то, что меня путают с другой-Кейт. Я впервые вижу Джесса, и, конечно, я не могла бы сказать ничего подобного. Но вряд ли ситуация улучшится, если я снова напомню Кирнану, что я не она, что она даже не существует в этой временной линии. Он знает это лучше, чем кто-либо другой.
– Подожди… – останавливаю его я. – Почему Джесс помнит другую… меня? У него ведь нет ключа ХРОНОСа.
– Эм… нет. Но я был у него дома, когда произошел сдвиг. Тот самый, который… забрал тебя. Понимаешь, от этих временных сдвигов у меня кружится голова.
Я киваю. Даже воспоминания о тех случаях, когда я ощутила эти изменения, бросают в дрожь. Когда произошел последний, я рухнула на пол, в то время как вокруг меня в кабинете тригонометрии образовывалась новая реальность.
– Так вот, – продолжает Кирнан, – Джесс увидел выражение моего лица и схватил меня за плечо, когда я споткнулся. И бедняга с тех пор балансирует между двумя наборами воспоминаний: одним, в котором киристов можно было по пальцам пересчитать, и другим, в котором одна из его дочерей киристка. Он помнит о внуке, которого никто, кроме него, не знает. Его семья решила, что он пережил инсульт или свихнулся, хотя во всем остальном он бодр как огурчик.
