Вечеринка удалась. Хелен провела все время среди уютных и вкусно пахнущих пальто. Она чувствовала запах мужского одеколона, теплый и пряный, женские духи, цветочные, мускусные и соблазнительные. В моменты передышки она курила, чтобы не расплакаться, и перебирала пальцами бархатистые рукава, стиснутые друг с другом, как пластинки в шляпке гриба. Он появился ближе к концу, чтобы забрать куртки, которые сдала его жена.
— Вы Хелен, — сказал он и представился.
Она была благодарна темноте. Совсем не таким она представляла Билла Уокера, хотя на самом деле она не ожидала ничего особенного; он был стройнее и моложе, с длинным носом и симметричными чертами лица, напомнившими ей кого-то из кардиналов Рафаэля. Он посмотрел так, как на нее не смотрели уже очень, очень давно, и она почти поверила, что она другая женщина и с ней не происходило ничего из того, что произошло.
— Вот эти две, — сказал он, — с пуговицами, да, нет, следующие.
В конце концов он зашел за прилавок и показал сам. Его близость, вид бледной гладкой кожи оказали на нее необъяснимо успокаивающее воздействие. Она была старше его лет на двадцать.
Пальто толпились вокруг них, словно зрители. Должно быть, это длилось несколько секунд. Хотя, когда она восстанавливала в памяти этот момент, ей казалось, что дольше.
— Вы в порядке? — спросил Билл, что-то почувствовав.
— Да, — ответила она, хотя она никогда не будет в порядке. Она не знала, с чего начать и о чем говорить с человеком, с которым только что познакомилась.
Его жена была еще в баре, сама она не придет, ему надо будет забрать ее. Они танцевали под A Winter Shade of Pale в гардеробной, только они вдвоем. В темноте он привлек ее к себе или она сама придвинулась, трудно сказать, и они обнимали друг друга, ее щека прижималась к его, и комната звенела все громче, а потолок куда-то улетел.
26. Хелен
Не знаю, что привлекло меня к нему. Не уверена, что, если бы не подвернулся Билл, на его месте не оказался бы кто-то еще. В то время это мог быть кто угодно.
Звучит эгоистично, но, надеюсь, вы будете слушать дальше. Если вы хотите написать об этом в книге, вы должны знать, как это было. Я не хочу ошибок.
Поверит ли мне Дженни? Не думаю. Но я расскажу вам правду, так, как было. Пусть факты будут зафиксированы.
Так мы познакомились, Билл и я. Меня соблазняли скорее мои собственные ощущения, чем какие-то чувства к нему. Было приятно чувствовать себя желанной. Это не оправдание, я сделала то, что сделала; это было мое решение. Но когда между нами установилась эта связь… Может быть, связь — слишком значительное слово. Как еще можно красиво назвать притяжение? Не сказала бы даже, что он привлекал меня, просто он увидел, как я плачу, он увидел ту сторону меня, которую я никому не показывала, и, когда это случилось, казалось логичным, что он увидит и остальное. Тогда я была одинока и печальна. Давно уже мужчина не держал меня в объятиях, не касался меня — и внезапно рядом оказался Билл. Благодаря ему я почувствовала себя молодой, желанной, очистившейся от былых грехов, пусть даже этот грех был худшим из всех. Как обычно и бывает в таких романах. Что я чувствовала к нему? Ничего. Не к Биллу. Я любила кого-то, кто хотел быть со мной добрым, слушать меня, после того как мой муж перестал это делать.
Живя в коттеджах, мы не могли избежать близкого общения. Мы жили рядом, и даже когда мужчины были далеко, женщины практически сидели друг у друга на кухне. Нельзя в один прекрасный день решить, что ты не хочешь общаться, потому что кто-то под окном празднует свадьбу или зовет тебя на чашку кофе. Если ты не ответишь, они начнут ломиться в дверь и выяснять, все ли в порядке. Некоторым людям это нравится, но не мне. Люблю свою дверь, и закрыта она не просто так.
Когда Артур уезжал, Билл обычно бывал дома, и наоборот. Так это устроено. Каждый из них проводил восемь недель на башне, а потом четыре дома, и они чередовались вчетвером, считая Фрэнка. Так что в каком-то смысле для этого дела была самая подходящая почва. Когда меня оставлял муж, был шанс, что будет Билл. Идеальная схема… если бы она осуществилась.
Естественно, когда Дженни узнала, она подумала худшее. Не знаю, как это всплыло. Она никогда не говорила, а я никогда не спрашивала. Думаю, какое-то время она подозревала. Билл не пытался скрыть свои чувства ко мне, и, если честно, я не уверена, что они были направлены на меня. В глубине души — нет. Я думаю, Билл хотел вырваться из той жизни, которая его не устраивала. Наш «роман» был решением, которое он принял самостоятельно.
Она сказала мне, что знает, в день прощальной службы. Сказала очень странную фразу: «Он получил то, что надвигалось на него». В каком-то смысле со мной произошло то же самое.
«Трайдент-Хаус» назначил службу, когда они пришли к выводу, что мой муж мертв. Они не поговорили со мной, не попросили разрешения, не спросили моего мнения и не искали моего понимания.
Кстати, у вас с ними что-нибудь получилось? Нет? Неудивительно. Могу представить, что вы будете звонить туда в шесть раз чаще и все равно не дождетесь ответа. «Трайдент» не захочет ассоциироваться с тем, что вы делаете, поэтому я сомневаюсь, что они дадут комментарии. Не хочу вас обидеть, но они не воспримут вас всерьез из-за ваших книг. Они скажут: что может понимать человек вроде него? И будут правы. Но за двадцать лет вы первый, кого заинтересовала моя роль в этом деле. Ни один журналист, решивший вставить свои пять копеек, ни разу не постучал в мою дверь и не спросил, что я думаю.
«Трайдент» предпочел бы стереть это происшествие из своего прошлого. Насколько я знаю, они отстранились от всего — не давали интервью, не обнародовали записи, не дали никаких объяснений. Сейчас у них бы так не получилось — сейчас к таким вещам больше интереса. Но тогда они стремились все скрыть. К несчастью для этой организации, люди устроены иначе. Чувства и память тоже работают иначе. Нельзя заставить людей молчать, как ни старайся.
День прощальной службы запомнился мне по разным причинам. Было начало весны, холодное и безветренное; тихий темный пляж Мортхэвена был усыпан гравием, и я до сих пор помню прилив, выплескивающийся на берег, и грязно-желтую пену, похожую на пиво. Рядом с досками, украшенными цветами, стояли мужчины в форме. С фотографий на нас и на берег смотрели Артур и двое других. Имитация похорон, когда хоронить было нечего.
Безостановочно шел дождь. На мне были туфли на шпильках, потому что мне по глупости казалось, что это неуважение — быть без каблуков, и они проваливались в песок. Лицо Артура, пристально смотревшее на меня с плаката, больше не было лицом моего мужа. Знаете, когда в газете вы видите портрет убитой девушки и смотрите ей в глаза в надежде найти ключ к тому, что произошло, намек о том, что она знала? В тот день я смотрела на Артура и понимала, что это его секрет. Все говорили нам, что надо бороться — за ответы, за решение, но борьба подразумевает сражение против кого-то, не так ли? В конце концов все это оказалось слишком выматывающим. Я боролась не против «Трайдент-Хауса», а против него, своего мужа. Артур не хотел, чтобы я знала. Считается, что после смерти любимых ты должен искать ответы. Но что, если они предпочли бы молчание?
