«Ханна права, — грустно подумала она. — Я стала странной». Спальня дочери была в беспорядке, кровать не застелена, туалетные принадлежности ее мужа разбросаны. Билл всегда был опрятным. Работа на маяках приучила его к определенным стандартам — скатывать носки в шарики и убирать их на место, а не бросать их как попало на ковер, словно пару раздавленных крыс на шоссе.
Если бы только она могла описать боль, заставившую ее совершить этот ужасный поступок.
Ей хотелось хорошенько встряхнуть его. Она родила ему прекрасных детей, дала любящую семью, а он смотрел за чужой забор и думал о том, что пара, которая там живет, лучше них?
Ее сестра Кэрол подлила масла в огонь. Она напомнила Дженни, что с тех пор как Билл начал работать на башне, та воспитывала детей одна. А потом родился Марк, она была с ним одна-одинешенька, меняла пеленки, грела бутылочки, наклонялась над его кроваткой в три часа ночи, когда «Дева» подмигивала ей в ночи. В такие минуты она рыдала от злости, она не знала, что хуже — то, что Билл присматривает за маяком и тоже не спит, как она, не спит, но и не помогает, не представляет, что она на грани того, чтобы выбросить младенца в окно, чтобы тот полетел по небу как комета в своем одеяльце… или то, что Билл спит. При мысли об этом она была готова убить его. При мысли о том, что он спит. И она была готова убить его при мысли о Хелен, и чем меньше она спала, тем больше думала и тем страшнее становились ее мысли. С Марком она не спала месяцами. Бессонница сводила ее с ума.
Хелен ничего для него не сделала, так ведь? Она не занималась семьей, не родила ему детей и не гладила его одежду. Она не готовила ему рулет-мороженое и не гладила его по голове, когда он жаловался на тягостное чувство и на то, что у него ком в желудке.
А Хелен считала возможным писать эти чертовы письма, от которых становилось лучше только ей, но не Дженни. Стоило Дженни начать читать, как только она видела имя Билла на бумаге, она сминала их в комок и выбрасывала.
«Уверена, тебя любили многие мужчины, — все время думала Дженни. — Нечестно, что ты захотела его, он мой, и у меня больше никого нет».
Ночная сорочка ее дочери кучкой лежала в изножье кровати. Дженни присела и провела по ней рукой. Она вспомнила, как складывала пижаму Ханны под подушкой, когда та была маленькой, и целовала ее влажный лобик перед сном. «Зайдешь ко мне? Через пару минут». — «Хорошо, зайду». — «Через пару минут, мамочка. Обещаешь?»
Обещание. Как Билл мог лишить их всего этого? Скоро Ханна узнает, что ее невинная мать — на самом деле преступница, все эти годы притворявшаяся жертвой. Она выбросит Дженни из своей жизни решительно и навсегда — так же как Дженни отказалась от собственной матери.
— Мам, ты тут? — В дверях появилась Ханна.
Дженни подпрыгнула:
— Ты меня напугала.
— Я не знала, где ты. Как голова?
— Что?
— Головная боль.
— О. лучше.
— Гости уходят, — сказала Ханна, — слава богу. — Через плечо у нее было перекинуто испачканное кухонное полотенце. — Грег собирает пакеты с подарками. Ты идешь?
Дженни отвела взгляд. Она попыталась сдержать слезы, но не смогла.
Она просто хотела напугать своего мужа. Она не хотела, чтобы он исчез навсегда.
— Что не так? — Ханна подошла поближе. — Мам, что случилось?
Дженни накрыла колени пижамой.
— Я должна кое-что рассказать тебе, — начала она.
28
«Трайдент-Хаус»
Норт-Филд, 88,
Лондон,
ЕС1
Миссис Мишель Дженкинс
Черч-Лейн, 8
Таустер,
Нортгемптоншир
НН3
23 июня 1992 года
Дорогая миссис Дженкинс,
В ответ на: ежегодное денежное пособие
Отправляю вам чек на очередную выплату пособия в связи с тяжелой утратой. Полагаю, эти средства покроют ваши потребности.
Хочу предупредить, что корпорации стало известно об интересе третьих лиц к истории «Девы». Я уверен, что нет необходимости напоминать вам, что наша позиция остается прежней: ни мы, ни кто-то еще, имеющий отношение к исчезновению, не можем сообщить ничего нового. Дело закрыто и не требует пересмотра.
С уважением,
(подпись)
Финансовый отдел «Трайдент-Хауса»
29. Мишель
Впервые она заметила птицу неделю назад, вскоре после поездки к Дженни. Поездка оказалась бесполезной. Всю дорогу назад она обдумывала, что наврать Роджеру, который и так был раздражен из-за того, что ему пришлось взять выходной и посидеть с девочками. Она уже придумала больную подругу, которой осталось недолго.
Мишель складывала садовые стулья, а птица сидела посреди лужайки, и с тех пор она все время появлялась — то на подоконнике, пока Мишель готовила завтрак, то под буком во время дождя, то на кроличьей клетке — и смотрела прямо на нее глазами-бусинками. Она всегда была одна.
— Кто ты? — однажды спросила Мишель. — Убирайся.
Она начала бояться ее появлений, хотя между ними проходило несколько дней, отчего было еще хуже. Она начала думать, что птица исчезает только для того, чтобы появиться внезапно — как толчок в ребра среди ночи.
Днем в воскресенье Роджер пошел прогуляться с девочками. Мишель сидела на диване, читая Woman’s Weekender, и увлеклась историей одной супружеской пары и ее проблем с ипотекой, когда на периферии зрения мелькнуло что-то белое — словно взмахнули носовым платком. На траве снова топорщила перья птица. Она топталась по кругу, но заметив Мишель за дверью, бросила свое занятие и с любопытством взглянула на нее.
— Тс-с, — произнесла Мишель, вставая и открывая дверь, но птица не шелохнулась. Она вышла наружу и остановилась на расстоянии фута от нее, и тогда она вспорхнула и устроилась на ветке над головой. — Оставь меня в покое, — сказала она. Вернувшись в дом, Мишель задернула занавески и попыталась вернуться к Woman’s Weekender, но она знала, что птица все еще там, хотя не видела ее, знала, что она сидит на дереве и смотрит.
Когда Роджер вернулся домой, все занавески были задернуты. Он спросил:
— Черт возьми, что происходит?
Она ответила — ничего, у нее просто болит голова.
На следующее утро птица сидела у спальни. Роджер уже ушел на работу. Она радовалась, что его здесь нет и он не видит, как она открывает окно и с придушенным возгласом выплескивает наружу чашку воды. В результате птица вспорхнула облачком перьев, и в комнату вбежала ее старшая дочь с зубной пастой во рту и вопросом: «Мамочка, что ты делаешь? Ты похожа на клоуна». Мишель взглянула в зеркало и удивилась своему отражению: немытые спутанные волосы, вчерашний размазавшийся макияж.
