Следователи сидят напротив, гонцы с плохими новостями, с отсутствием новостей, с ничем. Временами ей кажется, что это непостижимая и загадочная игра, ведущаяся из озорства или от скуки, чтобы посмотреть, что будет, если встряхнуть этот берег и посмотреть, когда эти неуклюжие люди обнаружат их, коварных ящериц на скале.
— Не знаю. Это какая-то бессмыслица. Люди же не исчезают просто так. Правда?
— Обычно нет.
— Вы думаете, они мертвы.
— Мы не знаем.
— Но вы так считаете. Да? Я да.
— Если можно, давайте вернемся немного назад. Когда Артур последний раз связывался с нами, он отменил запрос на механика для починки генератора.
— Да.
— Как вы думаете, Хелен, почему Артур отменил запрос?
— Генератор заработал.
— Тем не менее «Трайдент» никого не присылал.
— Должно быть, кто-то из них справился. Артур мог это сделать. Или Билл.
Следователь что-то записал в свой блокнот. Вопросов было слишком много, и все они были напрасной тратой времени, их задавали люди, которые не знали самых простых вещей о маяках, что значит жить и работать на маяке.
— Когда вы последний раз видели своего мужа, он вел себя необычно?
— Нет.
— Не говорил ли он о ком-то конкретном, не упоминал ли какое-то имя, которое вы раньше не слышали?
— Нет.
— Мы пытаемся выяснить, не могло ли случиться так, что Артура и остальных забрал с маяка кто-то еще, кто-то на лодке. Могло такое случиться?
Хелен покачала головой. Артур прагматичен и разумен; у него мозг как каталог — все сортирует и раскладывает по полочкам. На первом свидании он рассказал ей, как называются звезды, и это было даже не романтично, это просто факты, которые он знал. Бетельгейзе. Кассиопея. Словно мраморные шарики в чаше. Он разбирал и собирал часы, чтобы посмотреть, как они устроены, изучить отточенность механизма. За время работы смотрителем он научился различать оттенки там, где она видела только серое. Она всегда думала, что у него самые красивые плечи, какие она видела у мужчин, — не самая очевидная черта, чтобы ею очароваться, но тем не менее. До этого она встречалась с парнем, у которого, можно сказать, плеч толком не было, и казалось, что одежда вот-вот соскользнет с него, как с вешалки. На плечи Артура Блэка можно было поставить две корзины. Тогда она была готова выйти замуж и завести семью.
— Был ли он отчасти в депрессии?
— Что вы имеете в виду под «отчасти»? Человек либо в депрессии, либо нет.
— Он когда-нибудь говорил, что он расстроен или опечален? Вы замечали потерю аппетита? Может быть, он спал дольше обычного или перестал общаться с людьми?
— Артур редко общался с людьми.
— Значит, он мог страдать от депрессии.
— Не думаю. Мы никогда не говорили об этом.
Хелен вспомнила, как несколько недель назад ее муж стоял у плиты здесь, на кухне, прямо здесь, спиной к ней, и это воспоминание было таким реальным. Он намазывал джем на хлеб, и ее раздражало, что, перед тем как съесть тост, он мыл нож, вытирал его и убирал на место и только потом садился за стол. Она ничего не сказала, потому что долгие годы замужества научили ее, что в таких случаях лучше промолчать. Когда он уезжал, она делала по-своему; когда он возвращался, она порой раздражалась, но ничего не говорила, потому что жизнь в браке большей частью именно такая.
— Могу я поинтересоваться, чем вы занимались, перед тем как подписать контракт с «Трайдентом»?
— Я работала в Лондоне. Продавщицей.
— Совсем другой образ жизни.
— Пожалуй, да. Я связана с «Трайдентом» большую часть жизни и все равно продолжаю вспоминать то время и удивляться, насколько сейчас все изменилось.
— Вам нравится жить тут в одиночестве? Это довольно уединенное место.
— Я об этом не задумывалась.
— Сколько отсюда до Мортхэвена, четыре мили?
— Артур говорил, что «Трайдент» как будто не хотел выпускать нас наружу.
— Изоляция может быть пагубной. Мы должны сказать, что это касается не только сотрудников, но и их семей. Если Артур был в депрессии…
— Я не говорила, что он был в депрессии.
— Но можно предположить, что это возможно.
— Почему?
Следователи взглянули на нее с сочувствием.
— Изоляция может очень вредить психическому здоровью, особенно если человек и так был уязвим.
— К чему вы клоните?
— Слишком рано делать выводы. Мы рассматриваем разные варианты.
Она уже рассмотрела варианты. Билл рассказал Артуру. Солгал о чувствах Хелен и о том, как долго это продолжалось: школьник в гольфах, разоряющий гнездо. При мысли о том, что Артур поверил в это, у нее внутри что-то сжалось.
— Последствия изоляции могут быть серьезными. Это ненормальное состояние для человека. Вы в курсе, были ли с этим проблемы у мистера Уокера? Или мистера Борна?
— Я плохо знала их обоих.
— Но вы живете рядом с мистером Уокером, вы наверняка знаете его.
— Не очень хорошо.
— Вы дружны с Дженни? Сколько они здесь живут?
— Пару лет.
— И в коттеджах не было никаких ссор? Никакого разлада?
— Нет.
— И на башне?
— Нет.
— Полагаю, вы и Дженни были утешением друг для друга.
Хелен уставилась на клеенчатую скатерть на столе. Подарок Дженни на ее день рождения в прошлом году — оранжево-розовые изображения пасторального Девона перемежались рецептами супа и пирога с моллюсками. Дженни очень любила готовить. Она готовила жирные паштеты и пудинги с патокой, стекающей по краям, деликатесы для Билла, которые он забирал на башню. Это помогало ей чувствовать, что она рядом. Дженни гордилась своими кулинарными способностями, считая их оружием против Хелен; или по крайней мере Хелен так казалось; хозяйка, жена, мать семейства, хранительница очага — та, кем Хелен не была.
Когда Билл был в отъезде, она иногда приглашала Хелен на обед. Хелен неохотно принимала ее приглашения. За едой она болтала с детьми, пока Дженни раскладывала еду по тарелкам, проливала вино, вытирала стол, они начинали множество разговоров и ни один не заканчивали. Хелен настаивала на том, чтобы вымыть посуду, и между двумя женщинами у кухонной раковины — одна мыла, вторая вытирала, бормотало радио — чувствовалось что-то, что рождало доверительность.
«Прости меня, Дженни. Я была одна и одинока».
— Она получит финансовую поддержку как одинокая мать. И вы, Хелен, тоже, «Трайдент» ясно высказался на эту тему. В любом случае о вас позаботятся.
