Несмотря на произошедшее, маяк был зажжен, как всегда.
Билл остался последним живым человеком. Иногда во время ночной вахты он притворялся, что так и есть. Что все люди на планете погибли. Он выключал передатчик, чтобы не слышать, как переговариваются корабли, и садился спиной к береговым огням.
«Дева» сияла ровным светом, как фонарь в загадочной пещере. Однажды в школьные годы Билл спускался в пещеру, и он вспомнил тесные проходы и боязнь замкнутого пространства. Они были связаны друг с другом за талию и скользили из одной влажной норы в другую, словно младенцы, которые вот-вот должны родиться. Пещеры казались чем-то живым — как кишки. Потом один из них потерял голову, и этого оказалось достаточно. Он ушиб плечо, испугался, показалось, что он не может ни дышать, ни шевелиться, а потом его толкнули сзади и он оказался в беззвучной пещере, и самым ужасным было понимание того, что единственный путь наружу лежит в ту сторону, откуда они пришли.
* * *
Наступило трупное окоченение, и тело Артура стало жестким; он чуть сам не умер, затаскивая его на девятый этаж.
Тело главного смотрителя, лежащее в световой камере, казалось громоздкой тенью, зимней горой в сумерках. Билл сидел рядом. Хорошо иметь компаньона в эти последние часы, перед тем как он сделает то, что должно. Утром Билл будет потрясен, но в здравом уме. Он никогда не отличался изобретательностью — мальчик без воображения, — но здесь не требуется ничего слишком сложного.
Сначала он покажет им часы. Обед для мертвого сына. Потом журнал погоды. Годами Артур жил и умирал на этой скале, медленно теряя рассудок. Рано или поздно это должно было плохо кончиться. Не мог больше это выносить, ему все чертовски надоело, надоело до смерти, эти огни, чертовы огни.
На берегу все будут поражены, как Билл сумел выжить.
Какая история, и Билл — герой; ее будут рассказывать из поколения в поколение, как историю о смотрителях на «Смоллз».
* * *
Ночь напролет он начищал все поверхности, как будто готовил башню к похоронам. Он отскреб и оттер все ступени от кухни до световой камеры — каждый дюйм, которого коснулось тело Артура. Ни единое пятно или отметина не ускользнули от его внимания — этому могла научить только работа на маяках. Билл не оставил следов.
Внизу он сделал все быстро; ему не хотелось задерживаться в этом подбрюшье с мягкими тенями и таинственными очертаниями спасательной шлюпки и каната. Ему не хотелось думать об услышанном шуме, смешках, шепотках, раздававшихся там и тут, воображаемых, просто воображаемых — плод его трудов и одиночества. Он не мог открыть эту дверь.
Из кабинета Артура он взял камни. Много раз он видел, как ГС склоняется над ними. Казалось подобающим, что теперь их вес унесет его вниз.
Билл взял с дюжину и прочие оставил. Среди тех, которые он выбрал, обнаружился серебряный якорь Хелен. Вот, значит, где он был. Артур забрал его себе. Билл улыбнулся, застегивая цепочку у себя на шее.
59
Сегодня вечером свет был прекрасен. Фонарь «Девы» посылал свой луч далеко в море, прокладывая дорогу кораблям, которые могли ничего не опасаться.
Одеть Артура в куртку было трудно — неподвижные руки, застывшие суставы, шевелить их было неудобно. Билл прислонил главного смотрителя к перилам. Набил карманы камнями.
Один толчок — все, что требуется. Билл подумал об оставшейся дома Хелен, о том, что она ложится спать, не подозревая, что утром ее жизнь начнется заново.
Он навалился всем весом на тело человека у перил и подался вперед изо всех сил.
Эй!
Бегущие шаги, детский смех.
Топ-топ-топ-топ-топ.
Толчок сзади. Билл охнул, потеряв равновесие. Шаги приближались со всех сторон одновременно. Шепот. Свист. Потом еще один удар, толкнувший его вперед.
Билл испуганно вцепился в тело Артура. От ужаса у него перехватило дыхание, и что их соединило — страх или то, что он не мог назвать, — у него не было времени подумать, потому что в следующую секунду мертвец упал, утащив его за собой через перила.
Мимо пронеслась белая стена, жуткая, бесконечная. Тело Артура слилось с его телом, и вместе они рухнули в холодную жидкую темноту.
Билл ненадолго потерял сознание; он порезал ногу и ушибся головой. Уши были переполнены кровью, водой и ужасом. Он снова и снова думал, нет, этого не может быть, снова и снова. Вес Артура тянул его вниз, пока он бился в припадке паники, колотя ногами, но чем больше он боролся и сопротивлялся, тем сильнее море поглощало его. Кровь пульсировала в носу и во рту, заполняла голову.
Охваченный отчаянием, шоком и сожалением, он вцепился в державшего его человека. Артур был защитником Билла, человеком, которым он всегда мечтал стать.
В темноте, в полумраке, издалека борьба напоминала схватку птиц, сцепившихся над рыбьими внутренностями. Волнение на поверхности воды, приглушенные крики. Потом никаких звуков, только печально перекрикиваются морские котики.
Сквозь туман перед глазами появилась лодка, и капитан перегнулся через борт, протягивая руку.
Он пришел из света, странник, несущий свет по длинному туннелю. Его рваный парус был лишен ветра. Протянутая рука была маленькой.
Прикосновение Артура исчезло, и холод вонзился в него, как в яблоко. Лодка забрала Артура в тепло, домой; Билл пытался уцепиться за нее, но его не взяли.
На смотровой площадке маяка в ста футах выше захлопнулась металлическая дверь. Белая птица облетела вокруг башни и умчалась в море.
XII. Конечная точка
60. Хелен, 1992
После Рождества она поехала в Корнуолл на годовщину.
Это был типичный английский день — светло-зеленое небо, серо-коричневое море. Шел монотонный дождь, заливая канавы, скользкие от грязи, гнилой листвы и почерневших веток, оставшихся от осени, перешедшей в зиму. На этот раз она взяла с собой собаку, сосредоточенно вынюхивавшую лисьи норы. По зонтику стучали капли. На деревьях разваливались заброшенные голубиные гнезда, и осколки скорлупы призрачно поблескивали во мху.
В последнее время Хелен чувствовала каждую косточку — и сейчас, поднимаясь по холму к мортхэвенскому кладбищу, она ощущала, как щелкают матово-белые суставы, а ее грудная клетка — что-то доисторическое. Собака держалась рядом, чувствуя ее потребность в компании. Сколько раз она еще сможет совершить это путешествие? Может быть, это последний. Двадцать лет — это веха так или иначе. Дело не в том, чего хотел бы ее муж, прошло достаточно времени, это хорошее круглое число; мне пора возвращаться домой. Но она все равно пришла, просто на всякий случай. На случай чего?
Каждый год тридцатого декабря ей приходилось смотреть на «Деву», отмечавшую этот особенный день рождения вместе с ней. Наверное, это сродни тому, чтобы держать дикого зверя в гостиной, каждый день открывать дверь, чтобы он знал — ты здесь. Оставить его одного — только дать ему время отточить клыки и собраться с силами.
