Смотритель никогда не покидает маяк.
Она сто раз слышала эти слова, когда Билл исчез.
Тогда что же он сделал? С годами она привыкла к неведению, так ей было даже комфортнее, словно в паре старых дырявых тапочек, от которых нет проку, но она никогда их не снимает.
Что ж, жена никогда не покинет своего мужа. Дженни никогда не уедет. Пока она не узнает правду, и тогда, может быть, она сможет спать спокойно.
Она услышала шаги гостя у порога, шарканье подошв и кашель курильщика. Он неожиданно стучит в дверь. Она сжимает трясущиеся руки. Все правильно, вспоминает она, звонок сломался.
9. Дженни
Я бы раньше с вами встретилась, но проколола колесо. Жду зятя, чтобы он помог. Я в машинах не разбираюсь. Этим всем занимался Билл. Теперь его нет, и мне повезло, что Кэрол и Рон живут рядом. Не знаю, что бы я без них делала. Не уверена, что справилась бы.
Входите, пожалуйста. Я включу свет. Я стараюсь не жечь его по всему дому, потому что это дорого. «Трайдент» выплачивает нам пенсию, но эти деньги быстро кончаются. Я не могу работать, поэтому дополнительного дохода у меня нет. Да я никогда и не работала; я занималась семьей, пока Билл был на маяке, что еще я могла делать. Я не знаю, с чего начать, имею в виду поиски работы. Не знаю даже, что я умею.
Ладно, расскажите мне, что вы хотите узнать. У меня мало времени, жду мастера, который починит телевизор. Не могу жить без телика. Держу его включенным весь день для компании. Когда он выключен, мне одиноко. Больше всего я люблю викторины, особенно в красивых декорациях. Мне нравится «Семейная удача», потому что там яркий свет и призы; красочное шоу, люблю такие. Я обычно оставляю телевизор включенным, когда ложусь спать, чтобы когда я проснусь, кто-то сказал мне: «Доброе утро». Помогает отвлечься. Ночью хуже всего.
Мрачная это тема, о которой вы хотите написать. Плохо вообще, что это случилось, не говоря уже о том, чтобы издать об этом книгу. Не знаю, зачем люди вообще читают о темной стороне жизни. В мире и так полно всего плохого. Лучше бы писали о хорошем. Скажите вашим издателям.
Наверное, хотите чего-нибудь выпить? У меня есть кофе, но чай закончился. Я не могу попасть в магазин без машины, а пешком ходить я не люблю. Да и все равно я его не пью. Что, даже воды? Ну как хотите.
Это фотография нашей семьи на Данженнессе. Моему внуку пять, а близнецам два. Потомство Ханны, она не собиралась заводить их рано, но так уж вышло. Ханна — моя старшая. Еще у меня есть Джулия, ей двадцать два, и Марк, ему двадцать. Между девочками большая разница, потому что трудно было забеременеть, когда Билл постоянно отсутствовал. О, я не чувствую себя слишком молодой для бабушки. Ощущаю себя старухой. Старше, чем я есть на самом деле. Я храбрюсь, потому что не хочу, чтобы они приходили и видели, что их бабуля все время грустит, но это требует усилий. В день рождения Билла или на нашу годовщину мне хочется лежать в кровати, нет желания даже встать и открыть дверь. Мне все равно, жизнь продолжается или нет. Какая разница? Я никогда не преодолею то, что произошло, никогда.
Вы женаты? Непохоже. Я слышала, что писатели, они такие. Больше заняты тем, что у них в голове, а не тем, что снаружи.
Никогда не читала ваши книги, понятия не имею, что вы пишете. По одной сняли фильм, да? «Лук Нептуна». На самом деле я его смотрела. Его показывали на «Биб»
[2] перед Рождеством. Неплохое кино. Ваше, да? Ладно.
Не знаю, почему вас интересуют наши дела. Во-первых, вы ничего не знаете о маяках и о людях, которые там работают, вообще ничего. Куча народа сует свой нос, они хотят сделать из этого развлечение. Вы не разгадаете эту тайну, что бы вы о себе ни воображали.
Мы любили друг друга с детства, Билл и я. Вместе с шестнадцати лет. Я никогда не была с другим мужчиной до Билла и после него тоже. Как по мне, мы все еще женаты. Даже сейчас, если я жду внуков на чай и не могу решить, сколько рыбных палочек купить в «Сейфвей», я спрашиваю себя, что бы сказал Билл. Так мне проще.
Никогда не понимала женщин, которые ссорятся с мужьями. Пилят и критикуют их перед другими людьми при всяком удобном случае. Например, он бросил грязную одежду на пол или плохо помыл посуду. Ноют и ноют без конца, нет чтобы порадоваться, что они могут быть со своими мужьями каждый вечер и что им не приходится по ним скучать. Как будто это имеет какое-то значение, стирка, посуда. Жизнь не про это. Если вы не можете не обращать внимания на такие вещи, с вами что-то не так. Вам не стоит выходить замуж.
Что вам рассказать о Билле? Во-первых, он недолюбливал чужаков, которые совали нос не в свое дело. Но это вам мало поможет, да?
Биллу с детства суждено было стать смотрителем. Его мать умерла, когда он был младенцем, — такое горе, она умерла в родах, и у него остались только отец и братья. Его отец был смотрителем маяка, дед и прадед тоже. Билл был младшим из троих братьев, и у него не было другого пути. Надо сказать, он протестовал. В глубине души я думаю, что он хотел быть кем-то другим, но у него никогда не было этой возможности, потому что его никто не спрашивал. У него не было никакой власти в семье, никакой.
Он всегда старался угодить другим людям. Говорил мне: «Джен, я просто хочу жить легко» — и я ему отвечала, что для этого есть я, я буду делать его жизнь легче. У нас обоих было трудное прошлое, и это нас объединило. Нам не надо было ничего объяснять друг другу. Люди обычно принимают комфорт как должное, например, хороший дом или горячая еда. Мы хотели лучшего для наших детей. Очень старались делать все правильно.
Поначалу нам везло, нас отправляли на береговые маяки, где можно было жить вместе, или на скалы, где тоже давали дом для всей семьи. Когда мы познакомились, я сразу же сказала Биллу, что не люблю быть одна, хочу всегда быть с кем-то, и если ты станешь моим мужем, так мы и будем жить. Нам предоставляли жилье, но я знала, что однажды мы попадем на башню. Я очень боялась этого. Потому что тогда мне придется проводить много времени одной, воспитывая детей, как будто я из этих бедняг — матерей-одиночек. На башнях обычно хотят работать мужчины без семей — как временный помощник Винс, ему не о ком было заботиться, поэтому его все устраивало. Но не нас. Мы были против. Я так злилась, мы же никогда не хотели попасть на эту ужасную башню, но все равно там оказались, и посмотрите, что из этого вышло.
«Дева» хуже всех, потому что она так далеко, она такая уродливая и угрожающая. Билл говаривал, что она мрачная и затхлая и что у него плохое чувство. «Плохое, тягостное ощущение», так он говорил. Конечно, я часто об этом вспоминаю. Жаль, что я его не расспросила подробнее, но я обычно меняла тему, не хотела, чтобы он расстраивался. И я не любила, когда на берегу он слишком много думал о башне. Хватало того, что он и так проводил там много времени. Мы так долго ждали его возвращения, что дома он должен был быть с нами во всех смыслах.
Вечера перед отъездом Билла были хуже всего. Я начинала грустить, стоило ему ступить на берег, и напрасно, потому что я не радовалась его присутствию, как следует. Я слишком много думала о том, что он снова уедет. Мы всегда проводили последние вечера одинаково. Сидели рядышком на диване и смотрели «Завалинку» или какую-нибудь другую передачу, которая не заставляла нас думать. Перед отъездом Билл сказал, что у него ощущение — так он называл это чувство нервозности и печали. Говорил, что так бывает у моряков, когда они возвращаются на корабли после отпуска дома и им нужно несколько дней, чтобы приспособиться, а до этого они чувствуют, как будто не живут реальной жизнью. У Билла оно начиналось еще до выхода из дома. И это ожидание отъезда было почти таким же плохим, как сам отъезд. Он смотрел в окно и видел, что «Дева» ждет и ждет его, и когда темнело, она загоралась, как будто говоря: «Ага! Ты! Ты думал, я забыла о тебе, да? Вовсе нет». Для нас это было хуже всего — видеть ее. Было бы лучше, если бы мы жили подальше.
