— Так что вы скажете, дядя?
— М-мм?..
Осознав, что в очередной раз выпал из разговора (хотя, скорее уж монолога Мишеньки, довольно мило порозовевшего скулами от юношеских эмоций), один из основных организаторов предстоящей Коронации немедленно состроил деловито-довольное выражение лица:
— Что же. Я нахожу твои предложения весьма своевременными и дельными.
Выразительным жестом протянув руку, дядюшка подождал, пока в нее вложат сафьяновую папку.
— Они неплохо дополнят уже проводимые мероприятия — хотя, разумеется…
Возвращаясь к карете, Сергей Александрович слегка утомленно потер переносицу и страдальчески прищурился — эта майская жара его просто убивала. Да еще эта оттягивающая руки папка!
— Гм, поручить обер-полицмейстеру Власовскому?
Устроив свое седалище на упругом сиденье, московский генерал-губернатор снял фуражку и отер белоснежным платочком испарину со лба.
— Пожалуй, так и сделаем.
Ведь зачем еще нужны подчиненные, кроме как работать за свое начальство?
В один год с большими стройками Кыштымского горно-заводского округа началась еще одна — не очень большая и не особо торопливая, но тоже наполненными круглосуточным шумом и мельтешением людского муравейника. Зазеленела разнотравьем весна, украсилось медвяными ароматами лето, упали последние осенние листья… И вот уже в одном из живописных местечек Урала, окруженные вечнозелеными ельниками, выросли корпуса из светло-желтого кирпича. В одних документах они проходили как санаторий «Белый лебедь», в других их обозначали как «Центр реабилитации и протезирования». Иногда использовалось и такое словосочетание как «Научно-исследовательский институт травматологии
[40]» — но это совсем уж в скучных бумажках, которые писали и читали от силы десяток человек.
— Добро пожаловать, Григорий Дмитриевич!..
Небольшие уютные комнаты-палаты, доброжелательные и весьма квалифицированные врачи, свежий воздух и даже затейливая паутинка дорожек, выложенных из разноцветной тротуарной плитки — все это настраивало на выздоровление. Непременное и безоговорочное! Царящая в санатории атмосфера была так сильна, что даже ревизор, прибывший в сей «храм Асклепия» с плановой проверкой, не осмелился ее нарушить.
— Здесь у нас принимают грязевые ванны. Очень помогает при нервических расстройствах, очень! Кстати, не желаете попробовать-с?
— Хм. Можете мне не верить, Алексей Борисович, но в свое время я достаточно напринимался таких процедур. И с нервами у меня все в порядке.
— Как вам будет угодно-с.
Собственно, Григорий Дмитрич Долгин и не собирался ничего нарушать и разрушать, будучи (временами и по настроению) человеком просто-таки выдающейся скромности и тактичности — настолько, что во время выборочного осмотра корпусов спокойно разговаривал с находящимися на излечении мастеровыми. А кое-кому так даже и руку пожать не побрезговал. Левую, потому что от правой, увы, остался лишь исполосованный свежими шрамами огрызок. У второго такого счастливчика с руками, слава богу, все было нормально — работящие, мозолистые, без преувеличения золотые!.. Зато от колен до земли блестели трубками из полированной алюмостали новенькие металлические ноги…
— Вы подготовили плановый отчет?
Поначалу ревизора в его трудах сопровождал начальник санатория, но ближе к полудню его сменил ведущий специалист-травматолог Алексей Борисович Ганецкий. Внешность сей господин имел самую заурядную: был откровенно лысоват (если не сказать — плешив), изрядно полноват, вдобавок обременен солидными годами и прилагающимся к ним набором возрастных болячек. В общем, ничего примечательного. Но насколько облик магистра медицинских наук был невзрачен снаружи, настолько же примечательным был его богатый внутренний мир. Весьма своеобразное понимание медицинской этики и человеческой морали, разум пытливого исследователя и жажда успеть как можно больше за оставшийся ему срок — давали на выходе человека, которого Долгин время от времени мечтал убить. И не так, чтобы пулю в лоб или там пластануть шашкой с оттягом, а — медленно, и как можно более мучительно. К сожалению, приходилось давить на корню такие порывы души, выказывая вместо них сочувственно-доброжелательное отношение к идущему рядом вивисектору от науки.
— Уже передал вашему помощнику, Григорий Дмитрич.
Выслушав доклад бухгалтера-аудитора, а затем вдумчиво и разнообразно отобедав, господин главный инспектор направился в гостевые апартаменты, дабы без помех поработать с документами — вот только несколько заплутал. Ошибся всего-то в одном повороте, а в результате каким-то странным образом оказался возле вивария
[41] с перекрикивающимися в его клетках обезьянами. Попытался было вернуться, но почему-то раз за разом натыкался на толстую сталь закрытых дверей и неприятные взгляды охраны: впрочем, удостоверение-«вездеход» волшебным образом открывало первые, и умиротворяло вторых…
— С чего начнем обход-с?
— На ваше усмотрение, Алексей Борисович.
Покинув светлые, стерильно-чистые и вместе с тем ощутимо давящие на психику подземелья ближе к закату, господин главный инспектор захотел немного прогуляться по дорожкам вокруг административного корпуса. Нет, с нервами у него все было в порядке. И совесть не давила. Просто он размышлял о перспективах использования некоей металлической пластины сложной формы, бывшей штатным ключом системы самоуничтожения режимных лабораторий. Тех самых, где как раз шли крайне важные исследования по травматологии и протезированию; где достигли значительного прогресса в излечении ожогов и пересадке кожи, где начали отрабатывать приемы пластической и нейрохирургии… Одним словом, тех самых подземелий, где проводились, говоря сухим и казенным языком официального документооборота, «натурные опыты и исследования в области экспериментальной медицины» и разрабатывались «передовые медицинские технологии». Так вот: рано или поздно, но время для этого ключа придет…
— Вы позволите к вам присоединиться?
— Гхм?.. Да, конечно.
— Благодарю.
Выждав, пока несколько прогуливающихся санаторников отойдут на приличное расстояние, магистр Ганецкий поинтересовался:
— Могу я узнать результат проверки?
— Все в полнейшем порядке.
