— В сумку тоже не влезет… Там еще письма какие-то. Брать?
— Хрен с ними. Ух!
Пристроив за спиной одну из матерчатых сумок и выдохнув пару-тройку ругательных слов (до чего же увесистая, стервь!), Агренев пошевелил плечами и вытянул из кобуры револьвер.
— Готов.
— Ух-ё!..
Увесистая сверх всякой меры брезентовая «колбаса» так согнула седобородого ценителя прекрасного, что его легко можно было спутать с горбуном. К счастью, саквояж помог исправить образовавшийся перекос, сработав чем-то вроде балансира-противовеса — а тиара в футляре, цепко прижимаемая к груди, придала темной фигуре полностью законченный вид.
— Готов.
Пропустив вперед командира, Григорий пристроился вслед, без малейших сожалений оставляя за спиной Будуар со сладко посапывающими камеристками. Звонкое тиканье каминных часов в Кабинете, недовольный скрип паркета в вязкой тишине Приемной, успешно притворяющийся мертвым любитель коллекционного вина в Гостиной… Тяжеловесно спустившись по ковровым дорожкам лестничных маршей, они с одинаковым облегчением скинули сумки на полированный мрамор напротив неприметной двери — из-за которой, кстати, доносились какое-то подозрительное мычание и возня.
— Что значит гвардия!.. сотрясаться нечему, сплошная кость в голове.
Дворник-швейцар от обсуждения своих достоинств тактично уклонился — но глядел при этом как-то недобро. Особенную выразительность его взгляду придавало то обстоятельство, что в попытках освободиться отставной преображенец изрядно запутался в накинутой на него верхней одежде, брякнулся с широкого топчана на пол, и теперь напоминал что-то вроде краснорожей гусеницы с налитыми кровью глазами. Впрочем, стоило только избавить взопревшего страдальца от теплых «шкурок», как ему резко полегчало — настолько, что он даже попытался садануть одного из своих обидчиков связанными ногами в грудь. Не без труда разминувшись с сапогами неприятно большого размера, налетчик одобрительно хмыкнул и на пару мгновений задумался, глядя, как бывший унтер яростно жует кляп.
— Х-рр!..
Несколько аккуратных ударов оставили на лице рычащего лакея зримые доказательства его доблести. А тускло блеснувший в сумраке нож добавил в картину последние штрихи, невесомо коснувшись кожи над бровью и на горле — и теперь не оставалось никаких сомнений в том, что хранитель врат Владимирского дворца свирепо бился с вражескими ордами, и выжил только чудом. Вряд ли подобный «макияж» послужит оправданием легковерному швейцару, но, быть может, его хотя бы не выгонят со службы?..
— Р-рр!!!
Увы, но живое полотно не оценило стараний рыжебородого художника, принявшись столь энергично дергаться, что крепкие ремни-вязки начали отчетливо трещать. К счастью, капелька эфира и чистый носовой платок помогли унять бешеный гвардейский напор.
— Пожалел?..
Согласно кивнув в ответ на едва слышный шепот, Александр принял от напарника кое-как почищенный водительский полушубок. Поправил шапку, переложил револьвер в карман и прислушался. Тихо? Вот и хорошо.
— Ч-черт, городовой у машины стоит!
Переглянувшись с Григорием, князь приготовился израсходовать еще пару особых патронов. Или — служивого, если его бдительность перевесит его же удачу. Беззвучно распахнулась массивная дверь, выпуская позднего посетителя на морозную улицу, и промозглый ветер тут же закружил вокруг него стайку редких снежинок, попытаясь проникнуть под роскошную шубу с бобровым воротником…
— Ко мне!..
Резко взбодрившийся постовой моментом оценил представительный облик полуночного гостя великокняжеского семейства, сделал пяток шагов навстречу и отточенным за годы практики движением кинул руку к черной шапке.
— Городовой Орешкин!
Внимательно осмотрев бравого служителя порядка, и с особенной ревностью оценив роскошные (и слегка заиндевевшие от дыхания) усы, господин небрежно представился:
— Статский советник фон Скрудж-Макдаков.
Мимо полицейского чина и его высокопоставленного собеседника с самым деловым видом проскользнула фигура второго позднего гостя, отягощенная пухлым саквояжем в правой руке и большой матерчатой сумкой в левой. Достигла фургона, закинула свою ношу на переднее сиденье — и тут же начала возиться у капота, оживляя механическую телегу.
— Почему один? Где остальные?
— Не могу знать, ваше сиятельство!
Тревожно поглядев вдоль набережной, штатский генерал недоверчиво уточнил:
— А особые инструкции касательно нынешнего мероприятия доводили? Нет?!
Свирепо покривив губы, нежданное начальство пробормотало что-то о выговоре кое-кому по служебной линии. За разгильдяйство!
— Скажи-ка, братец. У тебя тут все спокойно? Никого подозрительного не замечал?
— Никак нет, ваше превосходительство!
Прогиб ушлого городового, заменившего положенное «высокоблагородие» на более статусное обращение, был засчитан.
— Вот что, голубчик…
Чихнувший, а затем зарычавший мотором четырехколесный механизм ненадолго отвлек пожилого чиновника от выдачи ценных указаний.
— Так вот: смотреть в оба! Дело первостепенной важности, и сугубой конфиденциальности.
Значительно нахмурив кустистые брови, советник вновь вынужденно прервался, дабы проследить за подчиненным, забежавшим в приоткрытую дверь — и тут же выскочившим обратно с еще одной большой сумкой.
— Я лично поручился перед их императорскими высочествами в том, что все их распоряжения будут исполнены в наилучшем виде!.. Так что — бди!
— Так точно.
— Все понял?
— Так точно!!!
Удовлетворенно кивнув, важная особа наконец-то соизволила заметить угодливо раскрытую перед ним дверцу. Тут же потеряв интерес к городовому, статский советник грузно уселся в темное нутро новомодной кареты, и наконец-то отбыл в светлую питерскую ночь — оставив замороченного невнятными речами служивого в полном недоумении и ступоре.
— Ха! Получилось!.. У нас все получилось, командир!
Черный фургон степенно катил по сияющему снежными искорками Невскому проспекту, время от времени перемигиваясь глазами-фарами с редкими желтыми таксомоторами, развозящими по домам самых стойких гуляк — и глуша рокотом стального сердца веселые возгласы своего пассажира.
— До последнего не верил, что тихо уйдем!..
Водитель, занятый борьбой с порождением французского автопрома (одних ножных педалей шесть штук!) неожиданно признался:
— Я, честно говоря, тоже.
Сложный четырехколесный механизм все же их подвел, привезя в один из тех глухих тупичков, куда даже местные жители старались без нужды не заходить. Ибо воняло там!.. Ну да, той самой нуждой — маленькой, но справленной в очень больших количествах. Снимая с автомобиля верхний слой щитов, превращающих дорогую иномарку в обычный почтовый фургон, «статский советник» и его шофер проявили не только чудеса расторопности и ловкости, но и немалое терпение. В том смысле, что им настолько не хотелось дышать такими миазмами, что за всю операцию по смене облика они сделали едва ли по паре вдохов. Так что преобразившийся фургончик покинул общественный стихийный нужник в самые кратчайшие сроки — и уже не породистым «почтальоном», а обычной рабочей лошадкой, бока которой облепила реклама нескольких лавок и крупная надпись: «Доставка бакалейных товаровъ». К сожалению, смена имиджа не помогла, и вскоре тупая машина вновь заблудилась: и будто мало того — она нашла очередной «духовитый» закоулок! Пока недоразумение на колесах недовольно тарахтело и разворачивалось, брезгливо расплескивая шинами подозрительные лужи и кучки (фе!!!), из его нутра бесследно испарился чемодан с оборудованием для экстремального обслуживания сейфов, и все честно награбленные сувениры. Слава богу, что больше подобных оплошностей не случилось: еще немного покатавшись по сквозным проездам и темным переулкам, потеряв по дороге маскировочные щиты и превратившись в породистый «Пежо» пятнадцатой модели, французский лимузин все же вырулил на приличные и хорошо освещенные улицы — где, вновь преисполнившись степенной важности, покатил в сторону Лиговского проспекта. Доехал, уверенно свернул в одну из арок, ослепив светом фар какую-то подозрительную компанию, а потом… А потом его попросту бросили! Кинули на растерзание местного отребья, привлеченного звуками работающего мотора!!! Сработавшее через пару минут устройство поджига оборвало муки элитного автомобиля, даровав ему (и парочке неудачников-мародеров) вечный покой.