— Нет, ничего такого. Просто как-то все нехорошо складывается: только император начал продвигать законы, направленные на успокоение и улучшение жизни всей империи в целом, как тут же пошли нехорошие шевеления. К примеру, в апреле сего года в Лондоне прошел учредительный съезд партии социалистов-революционеров — сами себя они называют эсерами, и заявляют, что являются прямыми наследниками народовольцев. Следовательно, и методов политической борьбы от этих господ следует ожидать в духе покойных бомбистов.
Коснувшись ладонью ветки молодой сирени, Агренев провел кончиками пальцев по плотным листикам низенького куста.
— В марте, и уже у нас, в Минске — состоялся нелегальный съезд представителей различных марксистских организаций. Эти делегаты провозгласили образование Российской социал-демократической рабочей партии, и даже приняли какой-то там манифест. Конечно, полиция не дремала — но обезвредить удалось только часть организаций, приславших своих представителей. А кое-кто из видных марксистов вообще эмигрировал за рубеж, где ни полиции, ни жандармам их не достать.
Оставив сирень в покое, хозяин «Колизеума» вернулся на серые плитки аллеи.
— «Всеобщий еврейский союз рабочих в Литве, Польше и России» вроде как успешно разгромили — но это не так. Уничтожены лишь ветки и листва, а корни остались целы и вскоре дадут новые всходы. Как видишь, тенденции не радуют: сначала Бунд, затем эсеры с явно экстремистской программой, затем марксистская РСДРП. И все три партии изначально нацелены на…
Пощелкав пальцами, князь «припомнил» нужную формулировку:
— Изменение существующего политического строя Российской империи. А мы оба прекрасно знаем, что законные способы у них для этого отсутствуют.
— Н-да.
— Более того, эти господа умеют учиться на своих ошибках. Ты, верно, слышал об относительно недавних волнениях в Царицыне?
Короткий кивок в ответ был практически незаметен. Не самая лучшая страничка в истории Российской империи…
— Неделю назад в Орловской губернии началось нечто подобное. Администрация Брянского рельсопрокатного, железоделательного и механического завода в очередной раз сократила расценки задельной платы — в ответ все мастеровые просто не вышли на работу, выдвинув экономические требования. Пока случившееся замалчивается: цензорам даны соответствующе указания.
— Ну, в сравнении с поволжскими беспорядками… Не самое худшее, что могло случиться. Или я не прав?
— Отчего же, очень даже прав. Никто ведь не бунтует против государя императора, не громит винные лавки, не призывает палить поместья, как это было в Царицыне. Люди просто устали от скотского к ним отношения и перестали выходить в свои смены, отчего завод намертво встал, а владельцы понесли существенные убытки. И будут терпеть их и далее, пока у бастующих не кончатся деньги на пропитание. Месяц-другой, я думаю, они по своим домам спокойно пересидят — тем более скоро посевная, а почти все мастеровые имеют или небольшой надел, или родственников в окрестных деревнях.
С десяток шагов мужчины прошли в полном молчании, затем младший брат императора заговорил, негромко размышляя вслух:
— Весьма интересное решение. Гм, эсеры или марксисты? Нет, пожалуй, второе — именно последователи господина Маркса ориентируются на рабочий класс. Вероятно, они предусмотрели аресты участников учредительного съезда, и решили нанести ответный удар? Подготовились, организовали мастеровых, заранее собрали деньги… Если их требования удовлетворят, это будет воспринято как крупный успех. Но и в противном случае их выгода несомненна — наверняка возле завода отираются несколько иностранных писак, готовых в самых мрачных тонах описать подавление стачки?
— Французский, немецкий и английский репортеры, совершенно случайно решившие посетить российскую глубинку. А насчет черной краски и преувеличений — если рабочие начнут кидать камнями в казаков, те в ответ устроят такое, что и придумывать ничего не потребуется.
— Ну да…
Подумав еще немного, его императорское высочество решительно определил:
— Виноватыми назначат администрацию завода.
— Н-да?
— Попробуют договориться с мастеровыми, не доводя дело до крайности — одновременно удалив из города иностранных репортеров.
— Гм.
— Как последнее средство, попробуют надавить на владельцев предприятия, чтобы те пошли на уступки. Пусть даже временные.
— Забыл сказать: среди требований рабочих — повышение расценок, сокращение рабочих смен до одиннадцати часов, и обязательное введение на заводе пресловутого «кодекса Агренева». Мне уже попытались высказать много всего интересного в Министерстве внутренних дел… Как раз перед тем, как в Министерстве финансов предложили съездить на место, и каким-то образом урегулировать столь неприятную ситуацию.
Отвернувшись, великий князь самым неприличным образом хрюкнул, изо всех сил сдерживая смех.
— Да уж, предприимчивость Витте скоро войдет в поговорки. И что же ты ответил на предложение потаскать каштаны из огня для других?
— Пока весь в сомнениях… Такая ответственность! Боюсь не справиться. Ну и торгуюсь понемногу.
Фырканье пополам со сдавленным кашлем подтвердило, что Михаил не сомневается в талантах друга. Уж тот за свои услуги возьмет по-царски! Придя в относительный порядок, член августейшей фамилии чуть расширил глаза и галантно уступил дорогу весьма эффектной молодой даме — чья мимолетная улыбка вызвала в теле та-акую сладкую дрожь!..
— Но это же он?!
— Я запрещаю. Слышите? Я говорю — нет!
— Пустите меня, вы… Вы хам и мужлан!..
Сначала послышались два резких хлопка пощечин, затем сквозь зеленеющий кустарник наперерез двум друзьям выбежала молоденькая девушка тех опасных лет, когда чувства толкают на совершенные безумства — а следом проломился и ее кавалер, заметно старше и солиднее. Но при том ничуть не разумнее: поймав беглянку за руку, он резко дернул, разворачивая к себе, и с размаху вернул болезненную «ласку».
— Шлюха! Между нами все кончено!!!
Оттолкнув задохнувшуюся от увесистой пощечины мадемуазель прямо на Михаила, полыхающий багровыми щеками ревнивец как кабан вломился в бедную сирень.
— Жоржи… Ах, оставьте меня!..
Разрыдавшись в голос и спрятав лицо в ладонях, экзальтированная девица помчалась в другую сторону, оставив великого князя тискать рукоять пистолета. Впрочем, долго собираться с мыслями ему не дали: с другой стороны к нему наперерез кинулся мешковато одетый мещанин с подозрительным свертком-узелком в руках.
Ч-пуф! Ч-пуф! Ч-пуф!
Рухнул на землю «бегунок», получив в грудь и шею два увесистых желатиновых шарика; взлетел вверх, крутясь бело-цветастым волчком, сверток…
П-бах!!!
С тем, чтобы по приземлении вспухнуть темно-синим грибком вонючего дыма. Гуляющая публика с удивительным равнодушием продолжила свой променад
[114], «убитый» бомбист с шипением схватился за шею, измарав пальцы в чем-то подозрительно-желтом — и на этом результаты неудачного покушения и закончились.
