— Александр Яковлевич, а как это — воочию наблюдать?
— М-мм?.. Это когда плывешь по Амуру поздней осенью, перед самым становлением льда, и напротив кое-как обустроенной пристани видишь только берег с вековечным лесом и буреломами, и пару палаток с тлеющим костровищем. Зимой сквозь глухую чащу уже проложена просека, вдалеке что-то дымится, стучат топоры и звенят пилы — а у берега гулко забивают сваи для основательного причала. К середине весны лес заметно поредел, появилась небольшая насыпь для шпал узкоколейной дороги и начала шуметь лесопилка. Ближе к середине лета усилился перестук топоров, прорезалось пыхтение локомобиля, ржание лошадей и множество иных звуков…
На неуловимый миг молодые хозяева дворца на Мойке вдруг услышали плеск речных волн и ветер, гудящий в кронах зеленых великанов. Увидели много занятых делом людей — и их же, сидящих ночью вокруг больших костров. Лязг и дым работающих механизмов, неясные тени в сумрачной глубине лесных чащоб, бочки с выгнанным скипидаром и дегтем возле смолокурни, длинные навесы с вялящейся рыбой и первый иней на стенах свежесрубленых домов…
— И вот приход осени встречает новое поселение, к причалу которого регулярно прибывают баржи и почтовые катера — а пароходы, следуя по реке вверх или вниз, обязательно отмечаются пронзительным сигналом корабельной сирены.
Глубоко вздохнув, пятнадцатилетний племянник переглянулся с восемнадцатилетней тетушкой, искренне сожалея об окончании короткого повествования. Впрочем, кое для кого закончилось не только оно, но и беседа в целом: подошедший Серов в самых вежливых выражениях пригласил Николая Феликсовича на очередной сеанс позирования. Надо ли говорить, с какими «светлыми» чувствами покидал приятную компанию наследник фамилии, в душе явно проклинавший чопорного маэстро и свой будущий портрет?..
— Прошу вас не сердиться на Валентина Александровича, князь.
Проводив долгим взглядом унылую жертву труженика холста и кистей, Снежная Королева довольно мило улыбнулась. Правда, ее улыбка несколько поблекла, встретив его непонимание.
— Прошу прощения: о ком идет речь?
Едва заметно дрогнув губами, девушка огорченно констатировала:
— Все-таки вы рассержены.
Вообще-то Агренев уже понял, что речь идет об одном на диво молчаливом портретисте (ну да, запамятовал малость, как того обзывают-величают), но не смог отказать себе в небольшом развлечении:
— Надя…
Коралловые губки вновь дрогнули, явно не зная, какую эмоцию стоит отобразить.
— Я и в самом деле не понимаю, о ком вы.
Издав невнятный звук, больше всего похожий на замаскированное хихикание, княжна мимолетно прикоснулась к локонам своей умопомрачительно-сложной прически.
— О господине Серове, и его своеобразной манере выражать свое несогласие… Александр Яковлевич.
— Хм? И чем же моя персона прогневала столь популярного живописца?.. Возможно, своей дремучей необразованностью?
Раскрыв, и тут же сложив обратно небольшой перламутровый веер, младшая из сестер Юсуповых вновь с трудом удержалась от смеха:
— Пожалуй, мне стоит сохранить в тайне то обстоятельство, что некий князь не счел важным запомнить имя-отчество одного действительно именитого художника. Будьте покойны, Александр Яковлевич, я умею хранить тайны.
— Я никогда не забывал об этом.
Короткая и вполне невинная фраза отчего-то вызвала румянец на белоснежной коже аристократки.
— Касательно Валентина Александровича… Недавно Николя, утомленный очередным сеансом, позволил себе нелестное сравнение своего будущего портрета с присланными вами большими цветными фотокарточками, где изображены туземцы Манчжурии.
Действительно, было такое примерно с полгода назад. В Лаборатории Менделеева для обработки привезли очередную партию стеклянных фотопластин
[127] с кадрами высокой четкости — а тамошние химики-исследователи взяли и распечатали часть снимков на новой версии дорогущей экспериментальной цветной фотобумаги. Причем, гады этакие, сделали карточки аж в размере стандартного альбомного листа, выдав в качестве оправдания длинный список того, что они проверили, отработали и прояснили в ходе «серии разноплановых опытов»! И сесть бы после этого «менделеевцам» на голодный финансовый паек, если бы они своевременно не представили сиятельному покровителю (а так же попечителю, заказчику, и вообще подателю всех и всяческих благ) сразу несколько образцов-прототипов цветной пленки. Продукт был ужасно сырой, и к тому же полученный по такой сложной технологии, что от одного только ее описания у Агренева уже начинало рябить в глазах (и в карманах как-то все болезненно сжималось, в предчувствии новых денежных кровопусканий) — но все равно, это определенно был успех!.. Так что пришлось прямо на ходу менять гнев на милость, и выделять дополнительные средства. Злосчастные же фотографии после недолгих размышлений он частью отдал Ульянке, а еще часть отправил в подарок княгине Юсуповой, вкупе с заверениями во всемерном почтении и прочей словесной мишурой… Надо же, как оно аукнулось!
— Мне жаль, что маэстро не видит разницы между творением, в которое вкладывают душу — и результатом работы оптико-механического прибора.
Как оказалось, проблемы придворного художника княжну волновали в самую последнюю очередь. В отличие от необычно сочных и четких изображений дальневосточной экзотики.
— Ах это?.. Года четыре или три назад я нанял несколько фотохудожников — дабы они путешествовали по странам Нового и Старого Света в поисках красивых пейзажей, рукотворных и природных памятников, образчиков городской архитектуры… И, разумеется, наиболее колоритных и примечательных людей, что там живут.
Делиться тем, что особенный интерес у него вызывали натурные съемки и зарисовки храмов далекой Индии, и что туда отправилась расширенная группа «фотографов», Александр не стал. Да и вообще, если рассказывать легенды всех «разъездных коммивояжеров», «корреспондентов», «ботаников-этнографов», «торговых представителей» и прочих неприметных путешественников из внешней разведки Компании, то можно и язык до костей стереть.
— Со временем к этому невинному увлечению присоединился один мой друг — большой любитель фотографических работ.
«Да-да, его коллекция карточек, с дамами и девицами неглиже, до сих пор занимает целую полку в сестрорецком спецхране. Хорошо хоть открытки с видами европейских столиц Ульянке передарил… О! Она-то мне и поможет!!!»
— И как-то так вышло, что пустячная затея обратилась в довольно серьезный проект, по сохранению самого духа времени на переломе столетий — когда уходит в прошлое одна эпоха, и начинается другая…
