Но что же этот лимузин, еще недавно протискивавшийся среди суетящейся мелочи в виде фаэтонов, бричек, мотоколясок и редких иностранных авто? А он как раз парковался возле одного из крылечек, украшавших почти непрерывную линию строений по набережной реки Мойки. При виде сияющей черным лаком «Волги-Л» на брусчатку моментально вышагнул важный швейцар, держащий на широкоскулом бородатом лице презрительно-недовольную мину — однако опознав покидающего прохладный салон блондинистого господина, сурово-неприступный привратник просто сказочно преобразился обликом.
— Ваше сияс-во!..
Ловко совместив поклон с открыванием тяжелой створки входной двери, бородач всей грузной фигурой изобразил почтительное подобострастие. Учитывая, что сторожил он не что-нибудь, а крыльцо служебной квартиры-дома самого министра финансов Российской империи… Такое отношение к посетителю было весьма показательным. Особенно в свете того, что тот же самый швейцар всего полчаса назад едва ли не пинками выпроводил вполне респектабельного банкира-просителя, только-только позволив тому положить визитную карточку на специальное блюдо-поднос.
— Ваше сиятельство, его высокопревосходительство ожидает вас в кабинете.
В отличие от привратника, похожего на вздыбившегося бурого медведя, сменивший его невзрачно-благообразный ливрейный и поклонился правильно (не выше и не ниже — а именно так, как и полагается), и титул дорогого гостя назвал верно. Облик потомственного лакея испортил лишь нехарактерно острый взгляд, брошенный на черный портфель в руках князя Агренева.
«Каков дом, таковы и слуги в нем».
— Александр Яковлевич! Давненько, давненько мы с вами не виделись. Месяц? Да, пожалуй, что и так.
Если швейцар олицетворял подобострастие, а лакей — сословную почтительность, то хозяин был един в трех лицах, разом выказывая искреннее радушие, неподдельное уважение и сердечное дружелюбие. Улыбка статс-секретаря Витте была столь открытой и бесхитростной, что князь поневоле восхитился его таланту в лицедействе. Да-а!.. Это вам не банальные маски чиновничьей братии и царедворцев, с которыми Александр постоянно имел дело — и постепенно, потихоньку-полегоньку научился их читать и правильно понимать. Для создания столь достоверного облика одних только шевелений мимических мышц было мало: тут и соответствующий психологический настрой нужен, и с эмоциональной составляющей надобно хорошенько поработать… Зато и обаять можно практически любого, попутно навешав на уши правильный сорт лапши.
— Дела, Сергей Юльевич, проклятые дела. Как здоровье драгоценной Марии Ивановны?
— Благодарствую, вполне.
Сдаваясь в плен глубокого кресла, стоящего у большого письменного стола, гость окинул равнодушным взглядом пару стопок свежей отечественной прессы — которая вот уже третий день подряд мусолила и обсуждала всего одну новость. Открытие крупного месторождения нефти на Самарской Луке! Даже солидные газеты не удержались от соблазна вывалить на читателей настоящий поток грошовых сенсаций и нелепых домыслов: авторитетные журналисты, высокое чиновничество, состоятельные финансисты, заслуженные профессора — все они просто-таки наперебой торопились высказаться о перспективах волжской нефти. Оглашали гипотезы, строили предположения, брызгали с газетных страниц ядовитыми насмешками в адрес оппонентов, отстаивая свою единственно верную точку зрения. Единственно, с чем были согласны абсолютно все — там, где нашлось одно месторождение, непременно должны быть еще! В деловом мире воцарилась нездоровая суета, стоимость одной мерной десятины самарской земли уверенно приближалась к аналогичным ценам на Бакинских нефтяных промыслах…
— По последнему докладу, котировки «Товарищества братьев Нобель» просели еще на тридцать семь пунктов! Устроили вы, Александр Яковлевич, нашим биржам переполох!..
Уловив направление княжеского взгляда, Витте смел прессу со стола на специальную полку.
— Небольшая встряска пойдет всем только на пользу, Сергей Юльевич.
«А за Нобеля тебе уж точно не стоит беспокоиться».
Учитывая все усиливающуюся конкуренцию со стороны банкира и нефтепромышленника Манташева, мягкое давление «Каспийско-Черноморского общества» французских Ротшильдов и откровенно хищный интерес американца Рокфеллера — главный акционер «БраНобеля» Эммануил Нобель весьма благосклонно воспринял предложение Агренева расширить и углубить их давние партнерские отношения. Так что биржевые «качели» еще только набирали силу, готовя спекулянтам-игрокам массу неприятных сюрпризов…
— Прежде всего, князь, позвольте довести до вашего сведения главное: вопрос касательно «Русского сберегательного банка» решен сугубо положительно! Конечно, были определенные сложности…
Статс-секретарь закатил глаза, весьма выразительно намекая на августейшую особу государя императора.
— Все же сумма уставного капитала в сто миллионов рублей на ассигнации… Ну вы понимаете?..
Агренев понимал. Хитроумному Сергею Юльевичу действительно пришлось изрядно извернуться, нажать на множество рычагов влияния, подергать за ниточки должников и провернуть пару интриг — и все это для того, чтобы устроить высочайшее одобрение и визирование учредительных документов и устава столь крупного банка. Хотя в сравнении с иными старейшими европейскими, английскими или даже североамериканскими банками… Впрочем, у новорожденного «малька» даже перед этими китами и касатками финансового океана было одно важное преимущество: российские государи упорно не пускали в империю иноземных ростовщиков, заставляя тех прибегать к услугам посредников и действовать окольными путями. Так что перспективы перед «Сберегательным» открывались крайне волнительные — особенно в свете неумолимо надвигающегося на мир экономического спада и сопутствующего ему кризиса неплатежей.
— Незначительные формальности займут еще какое-то время, но в любом случае никак не позже первых чисел августа все необходимые бумаги будут у вас в руках.
— От всей души благодарю, Сергей Юльевич.
— О, не стоит. Право же, вам давно следовало завести собственный банкирский дом, хотя бы для обслуживания своих компаний — более того, мне не раз высказывали недоумение, что человек вашего положения пользуется услугами сторонних финансово-кредитных учреждений.
«Да-да, вот прямо верю в заботу о моем благополучии».
— Ну, Волжско-Камский банк для меня не совсем чужой…
Хранитель и распорядитель имперской казны кивнул с таким понимающим видом, что сразу стало понятно — он в курсе, кто именно скупает мелкие пакеты акций этого банка. Вернее сказать, в чьих интересах суетится сразу дюжина как бы независимых покупателей и биржевых маклеров. Поэтому Александр предпочел перевести разговор на иное:
— Мне говорили, что на последнем совещании Кабинета министров прозвучало много неудобных вопросов в адрес главы МВД господина Горемыкина?
Витте буквально расцвел:
— Неудобных — это, знаете ли, еще слабо сказано! Я бы выразился иначе: весьма неприятных и ставящих под сомнение саму способность почтеннейшего Ивана Логгиновича и далее занимать столь ответственный пост.
