— Юная хозяйка?
Как и в первый раз, кореянка подкралась совершенно неслышно и незаметно, только вот теперь девочка уже ни капельки ее не испугалась. Более того, в процессе примерки обновок непонятное «Ким Дунг» как-то само собой превратилось в понятную и привычную Дуню — а сама девушка оказалась в меру смешливой, очень почтительной и совсем ненавязчивой, позволив хозяйке самой выбрать наиболее понравившееся платье. Александра вообще была очень самостоятельной девочкой, отчего многие одноклассницы временами дразнили врединой и задавакой — вот только взрослые очень редко прислушивались к ее желаниям и просьбам. Разве что маменька… Впрочем, Софья Михайловна в последнее время скорее откупалась от дочки разными игрушками-безделушками и сладостями. Наверное, именно поэтому путешествие со старшей кузиной все больше нравилось светловолосой привереде, всего-то и хотевшей толики внимания и любви…
С удовольствием поплескавшись в душе и сделав очередной нелегкий выбор в пользу халатика из темно-зеленого шелка с вышитой на спине птичкой — впоследствии оказавшейся соловьем на ветке сакуры, нагулявшая отменный аппетит Сашенька проследовала обратно в салон. К слову, чем-то неуловимо схожий с будуаром матушки в поместье. Разные милые штучки на полочках и стенах, обивка пастельных тонов, свежие цветы в паре ваз…
— Bon appétit!
— И тебе приятного аппетита, Солнышко.
Вкусный обед завершился небольшим сюрпризом с десертом, вызвавшим у Ульяны долгий смех: восьмилетней лакомке подали и безе, и пирожное, и креманку с холодным лакомством, вот только все очень маленькими порциями — в пределах заранее установленных норм на «слипание попы». В качестве послеобеденного отдыха сестры разглядывали несколько альбомов с цветными фотокарточками удивительно больших размеров, успев обсудить не только носатых канадских индейцев и иссиня-черных африканских дикарей, но и почти голых туземцев далекой Бразилии и Венесуэлы. Потом был граммофон с кучей пластинок — ах, как здорово они повеселились-побесились под голоса именитых певцов и певичек!!! Чай с конфетами помог шалуньям прийти в себя, и они целых полчаса были сдержанны и спокойны — пока старшая из кузин не достала фонограф
[139] с дюжиной пустых восковых валиков, и не предложила записать и послушать свои голоса. Дурашливые фразы и короткие стишки звучали так уморительно, что Саше едва не стало плохо от смеха — пришлось даже сбегать до уборной, а после там же и умыться, остужая полыхающее румянцем лицо. После таких развлечений ужинать не хотелось совершенно, но девочка все же собралась с силами и кое-как запихнула в себя целых пять ложек пюре и половинку котлеты — на какие только жертвы не пойдешь ради слоеной трубочки с заварным кремом!.. Пристроившись под бочок к Ульяне, тут же принявшейся распускать и расчесывать на ночь ее косы, Сашенька еще немного повозилась и окончательно затихла. Молчание было столь уютным, а забота сестренки столь успокаивающе приятной, что веки сами по себе начали потихоньку…
— Юная хозяйка.
Заполошено подскочив на постели, сонная путешественница уставилась на улыбающуюся служанку. Огляделась по сторонам, признавая (вернее сказать, вспоминая) свое купе, сладко зевнула и тут же смутилась:
— Ой! А как я сюда?..
— Пора вставать, моя госпожа.
Навестив уборную и безропотно постояв под теплыми струйками душа (интересно, зачем так часто мыться?), Саша уже вполне самостоятельно добралась до салона.
— Наше Солнышко проснулось!
Хихикнув, девочка преувеличенно важно согласилась с тем, что солнце и правда уже взошло, обменялась с Ульяной утренними поцелуйчиками и устроилась за столом. Большая кружка какао с молоком, вазочка-плетенка с ее любимыми румяно-золотистыми сырниками, несколько розеток со сметаной и вареньем… Какое чудесное начало нового дня! Утоляя голод, Сашенька с любопытством поглядывала на кузину, уткнувшуюся носом в толстый журнал без единой картинки или самого завалящего рисуночка — поглядывала, и тихонько удивлялась: вот как можно предпочесть тающее во рту лакомство такой-то скукоте? Эти странные взрослые!!!
— Уля, а тебя как-нибудь звали в детстве?
Нехотя оторвавшись от интересной статьи в «Современной терапии», мадемуазель Вожина пару раз моргнула, осознавая вопрос. Затем улыбнулась и чуточку смущенно призналась:
— Плюшкой.
— Да? А я больше пирожки с ревенем люблю…
Девушка вдруг фыркнула, отложив в сторонку медицинский журнал:
— Пирожки здесь ни при чем: просто я любила неожиданно плюхаться на колени к дяде Саше.
Похихикав на два голоса, кузины переглянулись, одновременно припомнили прошлый вечер в компании с фонографом и вновь засмеялись — до ломоты в затылках и легкой боли в щеках.
— Ой, я нечаянно!
Пока восьмилетнее растрепанное «светило» бегало умываться и менять халатик с пятном от малинового варенья, Ульяна вновь вернулась к «Современной терапии». Но не тут-то было:
— Все, переоделась!
— Умница.
С легкой тоской поглядев на разворот с вожделенной статьей, студентка Женского медицинского института обреченно вздохнула. Впрочем?..
— Солнышко, я совсем забыла: Софья Михайловна просила время от времени писать ей, как нам отдыхается. Ты не хотела бы отправить ей небольшую телеграмму?
Вопрос получился из разряда риторических: конечно, девочка хотела, и еще как!
— Писчая бумага и карандаши вон там; как закончишь, отдай листок Дунг… то есть Дуне. Она отправит его по назначению, и могу тебя заверить, содержание телеграммы будешь знать только ты и она.
Все! Пока выпускница подготовительного класса частной школы старательно (и о-очень медленно) составляла свое письмецо, Ульяна спокойно дочитала не только статью, но и весь журнал в целом. А карандашный грифель в тоненьких пальчиках все скрипел и скрипел… Умилившись упорству и старательности младшенькой, девушка с некоторым сомнением подтянула к себе стопку свежей прессы и принялась ее ворошить, выискивая что-нибудь интересное. Увы! Нынешним утром российские газеты определенно не желали радовать излишне привередливую мадемуазель чем-то по-настоящему вкусным и свежим — предпочитая упорно мусолить блюдо аж двухдневной давности, о первом в мире успешном полете аппарата тяжелее воздуха. С одной передовицы на другую кочевали три небольших снимка непонятной загогулины в небе над Гатчиной — и очень большое изображение некоего статного авиатора, горделиво позирующего на фоне непонятной конструкции из тряпок и веревок. К картинкам в обязательном порядке прилагался устрашающе длинный перечень важных особ, в присутствии которых сей усато-бородатый Икар совершил свой беспримерный подвиг, намеки на мудрое руководство тех самых особ и их несомненную прозорливость, и велеречивые рассуждения на тему превосходства русской научной мысли над всеми иными прочими… Хвалебно-восторженных славословий было так много, что мед и патока просто-таки капали с газетных разворотов. Впрочем, мудрые издатели позаботились осветить и противоположные точки зрения: некий господин с псевдонимом «Карлсон» весьма аргументированно сомневался в том, что у хлипкой тарахтелки есть хоть какое-то светлое будущее — особенно в плане практического применения. Сравнивая аппараты тяжелее воздуха, которые уже успели окрестить простонародным словечком «самолеты», с вполне известными и привычными дирижаблями, автор статьи с грацией слона потоптался по прекраснодушным мечтателям, походя плеснув в их бочку меда изрядный ковшик дегтя — но, судя по всему, никого ни в чем не убедил. Зато положил начало оживленной дискуссии, которая только-только набирала силу.
