Берлин встретил ее не менее гостеприимно, чем Париж, хотя блокада сильно отразилась на германской столице, и она потеряла многое из своей довоенной пышности и блеска. В день объявления войны французские агенты видели Мату Хари разъезжавшей по запруженным возбужденными толпами улицам в компании начальника полиции фон Ягова. Но вряд ли это событие имело то зловещее значение, которое кое-кто впоследствии пытался ему придать. Прусский офицер был ее старинным другом. Во время ее первого ангажемента в Берлине он явился в театр посмотреть на Мату Хари, действуя в соответствии с поступившей в полицию жалобой. В ней говорилось, что свои восточные танцы она исполняет совершенно обнаженной; обнаружив, что это правда, он остался до конца представления, дабы растолковать танцовщице, как можно избежать неприятностей с законом.
Мата Хари была женщиной услужливой; и ее специальность заключалась в том, чтобы очаровать уважаемую публику и обслужить уважаемых мужчин; и то, что она приняла предложение работать на германскую разведку, казалось вполне логичным для личности, обожающей приключения. Она обладала многими качествами, необходимыми для ценной шпионки, если не считать того огромного недостатка, что была слишком заметна и слишком бросалась в глаза, где бы ни появлялась.
Привлекая Мату Хари к подпольной деятельности, манипуляторы немецкой секретной службы вполне могли поздравить себя. А как насчет нее? У нее появилось немало богатых и влиятельных мужчин, и она могла предложить очень многое в обмен на их секреты. Тем не менее, если бы ее немецкие работодатели хорошенько подумали, они бы с самого начала поняли, что танцовщица не могла работать на них и оставаться в живых до конца войны.
Если бы, как утверждали французы, Н-21 было кодовым именем немецкой шпионки Маты Хари до августа 1914 года, то чем объяснить ее странное поведение в первые месяцы войны? Почти на протяжении целого года эта Н-21, умная и щедро спонсируемая шпионка, находилась вдали от театра военных действий и полевой секретной службы. Почему? Лишь для того, чтобы заставить союзников ломать себе голову над вопросом, когда же она начнет действовать? В профессиональном шпионаже так не бывает. Когда она наконец вернулась во Францию в 1915 году, за несколько дней до этого итальянская разведка телеграфировала в Париж:
«Просматривая список пассажиров японского пароходства в Неаполе, мы обнаружили знаменитую индусскую танцовщицу из Марселя по имени Мата Хари, которая собирается раскрыть тайны индуистских танцев, требующих наготы. Она, видимо, отказалась от притязания на индийское происхождение и сделалась берлинкой. По-немецки она говорит с легким восточным акцентом».
Копии этой телеграммы были разосланы во все страны союзников как предупреждение об опасной шпионке. Французская контрразведка организовала слежку. Парижская «Сюрте женераль» (охранка) также взяла танцовщицу на прицел. Полицейская префектура, в которой Мата Хари выдала себя за уроженку Бельгии, сделала на ее бумагах пометку: «Следить».
Несмотря на все это, Мата Хари умудрилась танцевать даже в скудно освещенном театре военной секретной службы. В конечном счете ей было предъявлено обвинение во многих серьезнейших нарушениях военных законов Франции.
Раскрытие танцовщицы
Многое вызывает сомнение при изучении доказательств, представленных на суде над Матой Хари. Слишком пристальное наблюдение за каждым шагом танцовщицы явно мешало ее обвиняемым вплоть до часа ее ареста. Куда проще было бы, в соответствии с принятой процедурой французского военного трибунала, судить и вынести ей приговор, будь меньше известно о ее передвижениях.
До 1916 года французская контрразведка была сбита с толку демонстративным поведением шпионки. Актриса никогда не маскировалась, ничего не боялась и ничего не скрывала. Но теперь наконец небо немного прояснилось. Французам удалось узнать, каким способом она передавала их военные секреты, факт похищения которых никак не удавалось доказать. У танцовщицы имелось множество друзей в дипломатическом мире, включая шведского, датского и испанского атташе. Дипломатическая почта нейтральных стран не просматривалась цензурой; и теперь не вызывало сомнений, что письма, регулярно отправляемые Матой Хари за границу, цензуру не проходили.
Если бы к такой уловке прибегали только вражеские агенты, проблемы противодействия шпионажу были бы существенно упрощены. Однако во время войны в Европе, переполненной влиятельными семьями, отпрысками знатных домов и подругами отпрысков, политиками, дипломатами, спецкурьерами, старшими офицерами с их женами и друзьями, всевозможными изысканными людьми, от рождения привыкшими к заступничеству и особым привилегиям, — использование дипломатической почты для ведения самых невинных личных переписок было делом обычным. По международным нормам и правилам эта пересылка являлась неприкосновенной. Но, убедившись, что Мата Хари соблазнила нейтральных атташе, французы решились вскрыть мешки с дипломатической почтой. Под шведскими и нидерландскими печатями обнаружились улики, сыгравшие важную роль в будущем судебном процессе. Однако Мату Хари не арестовали, хотя все ее сообщения были прочитаны и сфотографированы; кое-кто утверждал, будто она писала особой тайнописью, оставшейся нерасшифрованной.
Лучшие французские агенты контрразведки объединились и скрестили шпаги в неравной дуэли. Доказательств, настолько веских, чтобы они удовлетворили гражданский или военный суд, представлено не было; а поскольку Мата Хари состояла в близких отношениях с такими лицами, как герцог Брауншвейгский, германский кронпринц, голландский премьер ван де Линден, и другими подобными персонами, крайне важно было найти абсолютно неопровержимые улики.
Наконец, было установлено, что она добивалась пропуска в Виттель под тем предлогом, что там находится ее бывший любовник, капитан Маров, потерявший на войне зрение и нуждавшийся в уходе. Ее привязанность к злополучному русскому офицеру не вызвала бы особых подозрений, если не принимать во внимание тот факт, что вблизи Виттеля незадолго до этого был оборудован новый аэродром, а французы перехватили адресованную германским шпионам шифрованную инструкцию о необходимости получить о нем данные. Надеясь, что теперь Мата Хари окончательно себя разоблачит, французские контрразведчики позаботились, чтобы ей выдали пропуск. Но в Виттеле она повела себя чрезвычайно осторожно.
Французские власти были вне себя: они чувствовали угрозу, но не могли поймать шпионку с поличным. Кое-кто из проницательных умов посоветовали ее выслать, что и было сделано. Реакция Маты Хари, после того как ей объявили о высылке, послужила убедительным доказательством ее причастности к международному шпионажу; она повела себя как профессиональная шпионка, как самый подлый попавшийся наемник — стала клясться, что никогда не работала на немцев и что готова поступить на службу во французскую разведку. Она даже стала похваляться своим влиянием на многих высокопоставленных лиц в Германии и вызвалась отправиться туда и добыть сведения, необходимые французскому генеральному штабу.
Начальник одного из отделов французской контрразведки капитан Жорж Ладу не был удивлен ее наглостью и сделал вид, будто ей верит. Так как она объявила, что генерал-губернатор Бельгии фон Биссинг падет к ее ногам, стоит ей только взглянуть на него, ей предложили отправиться в Брюссель и выведать все, что удастся. Ей сообщили фамилии шести агентов в Бельгии, с которыми она могла немедленно связаться. В Париже они все числились на подозрении из-за хронических преувеличений, содержащихся в их отчетах. После прибытия Маты Хари в Брюссель один из этих шести бельгийцев был арестован немцами и расстрелян, что якобы свидетельствовало против танцовщицы.
