Более интеллектуальные упражнения генерал-лейтенанта принесли ему известность как первого непримиримого цензора прессы. Французы, еще не до конца напуганные, опубликовали материалы, которые деспотичное правительство сочло клеветническими. Они содержали статьи о короле Людовике, достаточно рискованные, чтобы распространять жалобы на королевскую расточительность, военные грабежи, несправедливых судей и воров-финансистов. Но полиция имела полную власть над этими дьявольскими машинами, подчинявшимися печатникам, и могла немедленно расправиться рукой закона с наборщиком, автором или издателем, которые отказывались согласовывать свое мнение с правительственным. Наиболее экстравагантные меры были приняты для предотвращения распространения запрещенных книг, и философские труды оказались особенно отвратительными на вкус полицейского.
Любопытно отметить, что книги, когда они попадали под подозрение, отыскивались и арестовывались, рассматривались как преступники и отправлялись в Бастилию. Двадцать экземпляров оставляли для губернатора, еще двенадцать или пятнадцать были доступны для важных должностных лиц, а остальная часть издания передавалась производителям бумаги, чтобы их разорвали и продали в качестве макулатуры или сожгли в присутствии хранителя архивов. Запрещенные книги не заключались в тюрьму, пока их не осудили и не вынесли приговор; затем приговор записывался на бирке, прикрепленной к мешку, в котором они находились. Осужденные гравюры официально уничтожались в присутствии хранителя архивов и служителей Бастилии.
Изъятия книг часто сопровождались приказом уничтожить печатный станок и распродать весь ассортимент книготорговца. Но полицейские агенты столкнулись с гораздо более сложной проблемой в своей кампании против азартных игр и повсеместного мошенничества. Следуя примеру неумеренного и коррумпированного двора, все играли в азартные игры, дома или на улице, где угодно, даже в повозках, путешествуя на короткие дистанции или на много лиг. Людовик XIV, по мере того как он становился старше и юношеские забавы ему надоели, играл регулярно и с высокими ставками. Его придворные брали с него пример, а менее избирательные подражали им. Возможность выиграть огромные суммы привлекала к игровым столам большое количество шулеров и «греков»; все виды трюков и мошенничества стали чрезвычайно популярными.
Король неоднократно издавал указы о том, что мошенничество должно быть пресечено; должностному лицу, обладавшему полномочием при дворе, старшему офицеру полиции, было даже поручено изыскать какие-либо средства предотвратить это. В то же время де ла Рени доносил Кольберу о бесчисленных способах мошенничества, которые его шпионы обнаружили, практикуясь игре в карты, в частности, в бассету, тогдашнюю популярную игру, или в кости. Генерал-лейтенант полиции высказал некоторые предложения: изготовители карт должны подвергаться тщательному контролю; бесполезно пытаться контролировать изготовителей костей, но от них можно потребовать разоблачения всех, кто заказывал жульнические игральные кости; в то время как игра в бассету должна быть решительно запрещена. Итальянцы, ее создатели, вскоре пришли в отчаяние из-за того, что лишились возможности играть в нее без жульничества, и поэтому запретили бассету в своей собственной стране.
Постепенно все азартные игры, хотя и продолжали процветать при дворе, были запрещены в других местах. Король, становясь все более степенным под религиозным влиянием мадам де Ментенон, упрекал расточительную знать, но популярность бассеты и других игр неуклонно росла. Людовик обещал де ла Рени предоставить ему власть, достаточную для того, чтобы упразднить все азартные игры, но никогда не рисковал прибегнуть к очевидному способу введения запрета при дворе. Ни игру, ни жульничество не удавалось подавить в высших светских кругах Франции до тех пор, пока приход революции не превратил попытку обмануть гильотину в более азартную игру.
Помпадур читает почту
Невозможно представить себе порядок действия, недальновидность и фобии всех генерал-лейтенантов от Габриэля Николя де ла Рени до Тро де Кросна, чья изощренная система шпионажа уловила первые толчки вулканических революционных извержений, сметших Бурбонов и всю их власть, но ничего не смогла сделать для их предотвращения. Некоторые из директоров королевской полиции отличались весьма необычными методами, хотя вряд ли кто-то из них прославился выдающимися способностями. Д'Арженсон-старший вызывал всеобщую ненависть и страх, однако он очистил притоны от воров и преступников, и его беспощадная жестокость, как правило, соответствовала жестокости преступлений, за которые он наказывал. Его сын, младший д'Арженсон, стал инициатором «Закона о паспортах, согласно которому выезд за границу без паспорта считался тяжким преступлением». Эро, который отличался всеми формами фанатизма и нетерпимости, прославился своими преследованиями франкмасонов.
Д'Омбреваль был столь же нетерпим, но его отличительные черты основывались на непримиримом преследовании полубезумных фанатиков, известных как конвульсионеры. Его агентам было поручено повсюду искать этих преступников. Он выслеживал их «в самых уединенных местах, не делая скидку ни на возраст, ни на пол, и бросал всех в тюрьму». Но конвульсионеры бросили вызов королевской полиции, выпуская периодическое издание «Церковные новости», которое они печатали и распространяли прямо под носом властей. Армия находчивых и неразборчивых в средствах шпионов д'Омбреваля так и не смогла выяснить, кто это написал или где это было напечатано. «Иногда издание появлялось в городе, иногда в деревне. Оно печаталось то в предместьях, то среди груды дров в Гро-Кайу, то на баржах на Сене или в частных домах».
Этим дерзким фанатикам приписывают множество других хитроумных изобретений. Чтобы обойти барьеры, они использовали пуделя, на которого надевали фальшивый мех поверх его бритого тела; под этим мехом были спрятаны печатные листы, которые незаметно проносились в Париж. Говорят, что однажды авторы этой дерзкой пропаганды настолько осмелели, что, пока д'Омбреваль обыскивал дом в поисках печатного станка, несколько экземпляров «Церковных новостей», еще влажных от типографской краски, подбросили в ожидавшую его карету.
Неразборчивый в средствах Беррье был обязан своим назначением на пост генерал-лейтенанта полиции маркизе де Помпадур, чьим ставленником он являлся. С пылом чрезмерного льстеца он использовал все свои служебные полномочия, чтобы шпионить за соперницами маркизы, разнюхивать, что именно говорят о ней или против нее, и мстить за каждое нападение немедленными арестами. Дабы угодить царственной любовнице Людовика XV, Беррье каждый день представлял отчет своих шпионов обо всех скандальных сплетнях, которые ходили по Парижу. От этого оставался один лишь шаг к процветанию печально известного «Черного кабинета» — правительственного бюро почтового шпионажа, посредством которого каждое письмо, доверенное французской почте, было прочитано. Целый штат доверенных клерков, работавших непосредственно под руководством Жанеля, главного почтмейстера, снимал оттиски печатей с помощью ртути, плавил воск над паром, извлекал письма из конвертов, читал их и переписывал любые детали, которые могли бы заинтересовать или позабавить короля и Помпадур. Последняя, самая решительная завоевательница самых праздных и легко впадавших в скуку французских монархов, «всегда рассматривала полицейский шпионаж как одно из самых действенных орудий деспотизма… Совет министров имел обыкновение собираться у нее дома, и именно по ее предложению шпионы засылались во все европейские дворы».
