Бенджамин Франклин всегда казался непревзойденным и располагающим к себе дипломатом, идеальным выбором на роль посланника колоний у могущественного союзника из Старого Света. Он представлялся большинству из нас, его почитателей, крайне простым, рассудительным и убедительным, и печально осознавать, что этот дальновидный новатор, ученый и человек мира — мира, заметно расширившегося благодаря его новым идеям, — может считаться самым одураченным представителем Америки, когда-либо посланным в иностранную державу во время войны. Знаменитая «Англомания» Уолтера Хайнса Пейджа (1914–1917) может показаться лишь нерешительной струйкой ободрения по сравнению с той помощью, которую втянутый в обман Франклин оказал англичанам во время Войны за независимость. И, как если бы это не являлось крайней изобретательностью секретной разведки, лорд Саффолк сделал Бэнкрофта центральным бриллиантом в инкрустированном драгоценными камнями окружении предателей и шпионов, одним из которых был Сайлас Дин из Коннектикута, коллега Франклина и Артура Ли и американский уполномоченный.
Свидетельства из государственных документов и переписки Георга III, часть которых опубликовали еще в 1932 году, доскональные и неопровержимые. К Артуру Ли, одному из первых, кто заподозрил Дина, впоследствии присоединились Джон Адамс, Джефферсон и многие другие выдающиеся современники. Франклин и Джон Джей с большой неохотой отвернулись от этого человека, когда узнали, что он общался с Бенедиктом Арнольдом. Но к тому времени все, что мог сделать Дин, уже было сделано.
Бэнкрофт и Уэнтуорт
То, что Артур Ли был первым, кто открыто обвинил Бэнкрофта в «шпионаже за деньги британского правительства», еще больше подтверждает его проницательность как контрразведчика. Ли предъявил это обвинение самому Франклину и, более того, представил доказательства. Бэнкрофт неоднократно бывал в Лондоне и всякий раз «уединялся с Тайным советом». Эта информация попала к Артуру Ли от его брата, Уильяма, чья поразительная политическая карьера в Англии давала ему немало преимуществ для такой импровизированной контрразведки. Уильям Ли был не только процветающим торговцем табаком, но и с 1773 по 1774 год занимал пост одного из двух шерифов Лондона, будучи затем избран членом совета Олдгейта вместо Джона Шекспира. То, что гражданин Виргинии, одной из самых мятежных колоний короля Георга, был избран на этот влиятельный пост через несколько недель после битвы при Лексингтоне, наглядно демонстрирует «несоответствующее общественное мнение в Англии того времени по отношению к Америке. Ни один американец никогда прежде не удостаивался поста олдермена Лондона», который был пожизненным. Олдермен был глубоко уважаемым городским чиновником, выполнявшим обязанности мирового судьи и лидера полноправных граждан, то есть избирателей, своего округа. Если Уильям Ли считал поведение доктора Бэнкрофта подозрительным, то он был не из тех, кого можно было тронуть досужими или злобными сплетнями; и его предупреждение заслуживало внимания каждого патриота колоний.
Франклин, однако, был совсем другим. Его обычно сдержанные и любезные манеры изменили ему перед лицом обвинений Артура Ли. Эдвард Бэнкрофт считался его старым другом и преданным учеником, а великие люди испытывают нежные чувства к своим ученикам. Именно Ли впоследствии признали виновным и осудили за то, что теперь можно рассматривать как историческую проницательность. Безграничная вера Франклина оказалась надежным прикрытием для шпионажа, в котором нуждался Бэнкрофт; и негодование Франклина, похоже, в значительной степени обезоружило братьев Ли. Занимаясь шпионажем, чтобы обеспечить себе приличный доход, Бэнкрофт обратил свой беспокойный ум к другому занятию. Он обладал врожденным азартным инстинктом игрока, верой в свою звезду и всегда находился на грани обогащения за счет удачных финансовых спекуляций. Франклин, по-видимому, как не замечал, так и не возмущался этими явными отступлениями от науки, медицины или государственных дел, и любопытно отметить, что это был британский наниматель Бэнкрофта, кто высказал свои решительные возражения.
Король Георг III испытывал такое же отвращение к биржевым азартным играм, как и любой неопытный игрок к благотворительному фасаду фондовой биржи. Как только английский государь узнал о безудержном стремлении Бэнкрофта забыть о войне и предаться финансовым спекуляциям, он обвинил его также в игре на деньги со своей честью. «Этот человек — двойной шпион!» — воскликнул Георг. Если он приехал сюда продавать американские секреты Франклина в Лондоне, то почему бы такому человеку не вернуться во Францию с грузом британских секретов на продажу?
Бэнкрофт всегда делал вид, что приносит в Пасси «кучу информации» — новости о передвижениях британских войск, о британском флоте в море и о планах министерств — разведданные, состряпанные его работодателями так, чтобы они выглядели важными, но, как правило, ложными или уже настолько устаревшими, чтобы причинить вред. Это была форма защитной окраски, предложенная лондонскими джентльменами, которые уважали ум и честность Франклина и меньше всего боялись, что «мягкий и добрый» Бэнкрофт может совершить слишком много поездок. Недоверие Франклина к нему, как только оно пробудилось, навсегда положило конец архижульничеству доктора. Франция и Англия еще не вступили в войну, но французским властям не составило большого труда найти предлог, чтобы выставить Бэнкрофта из своей страны.
Таким образом, мы видим, что Георг III, по крайней мере в делах секретной службы, являлся не совсем тем слепым и сварливым старым деспотом на троне, как его представляли себе противники из колоний. Бэнкрофт действовал как двойной шпион, а собственные министры Георга спонсировали это мошенническое предприятие. Чтобы укрепить американскую веру в секретную службу Бэнкрофта, британское министерство даже арестовало его за шпионаж, после чего Континентальный конгресс был вынужден платить доктору жалованье за его опасные старания. Имеются свидетельства, что он послал письмо с резким упреком, когда однажды перевод его жалованья, как американского шпиона, был задержан.
Кажется невероятным, что частые визиты Бэнкрофта в Лондон не возбудили подозрений Франклина или хотя бы не напомнили великому человеку о пылкости и убедительности обвинений, выдвинутых Ли. Однако если Бэнкрофт выдавал себя за американского агента, то он, конечно же, должен был посещать Англию для шпионской деятельности. На самом деле он отправился туда с тремя целями: с докладом на Даунинг-стрит, проследить за своими «личными спекуляциями на биржах» и посоветоваться с человеком, который, как правило, был его партнером как в шпионаже в пользу Великобритании, так и в спекулятивных схемах. Этим близким другом и коллегой по интригам был Пол Уэнтуорт, который принадлежал к знатной семье из Нью-Гэмпшира, долго жил в Лондоне и превосходил Бэнкрофта как в развитии интеллекта, так и в умении вести себя в обществе. Не то чтобы доктор испытывал недостаток в светских манерах или интеллектуальных способностях — хоть он и был уроженцем Уэстфилда в Массачусетсе и, согласно Джону Адамсу, учеником Сайласа Дина, чьи прежние занятия включали в себя преподавание в школе, — Бэнкрофт впоследствии получил образование в Англии и как врач, «натуралист и химик, человек разносторонних талантов, друг (в свое время) Франклина и Пристли», сделавший открытия в крашении и ситценабивном деле, он был хорошо принят. Близость с Уэнтуортом служила одним из доказательств его положения, ибо Уэнтуорт являл собой этакий непреходящий образец английского джентльмена. Дальний родственник маркиза Рокингема, он был владельцем плантации в Суринаме, где, собственно, и проводились некоторые эксперименты Бэнкрофта с окрашиванием «тирским пурпуром».
