Красс плел интриги против назначения своего соперника на две столь выдающиеся миссии. Но Помпей сражался, участвовал в военных кампаниях и почти семь лет находился вдали от Рима. И Красс обнаружил, что просторное поле деятельности высветилось для него одного. Именно в этот период его плутократического успеха к нему присоединился Юлий Цезарь, сначала в качестве помощника, а затем и «компаньона». И даже «Истории великих людей» признают, что именно деньги Красса и его методы достижения успеха, его шпионы, доносчики и клоака из щедро субсидируемого сброда обеспечили распутному, экстравагантному молодому патрицию лестницу, по которой он поднялся к потенциальной диктатуре.
И Красса, и Цезаря обвиняли в причастности к заговорам Катилины. Но наши знания об этих знаменитых заговорах слишком фрагментарны, чтобы указать, где Красс опасно балансировал. Несомненно, что сам он был хорошо информирован и добровольно выдал Цицерону некоторые сведения относительно явных планов бунтовщиков. Однако он убедился, что его разоблачения запоздали и оказались практически бесполезными. Ходили слухи, будто он закутался в плащ и глубокой ночью явился к Цицерону с анонимным письмом, которое, по его словам, он только что получил, — письмом, в котором его предупреждали о необходимости покинуть Рим в день заранее намеченного мятежа. Если такое письмо действительно попало от Красса к Цицерону, то его, вероятно, написал один из бывших агентов. Своей показной бдительностью Красс стремился застраховать себя от серьезных обвинений на тот случай, если заговорщики потерпят неудачу; однако он не сделал ничего такого, что могло бы серьезно повредить его тайным отношениям с Катилиной и его сообщниками в случае их успеха.
Цицерон, консул в 63 году до н. э., проявил свойственное ему благоразумие, когда воздержался от обвинения в государственной измене Красса, чьи пальцы дергали самые действенные струны и чьи ловкие субсидии наполняли каждый кошелек. Доносчик Тарквиний во время допроса в римском Сенате принялся давать показания, изобличающие Красса. Но тут же по залу прокатилась волна негодования. Десятки сенаторов задолжали Крассу деньги, и все они начали кричать «лжесвидетель», напрягая свои голосовые связки в соответствии с той степенью, в каком состоянии находился их кредит. После чего Цицерон отправил доносчика в тюрьму, не дав ему возможности продолжить свои показания. Считалось, что знаменитый оратор прощупывал настроения в своей собственной партии, привлекая подобные свидетельства, и что он уклонился от прямого обвинения Красса, когда почувствовал недовольство.
Следующий год будоражил умы политиков новой и более опасной угрозой, поскольку великий Помпей объявил, что ведет свои легионы домой. «Ни Красс, ни Цезарь, с одной стороны, ни Катул, ни Катон, с другой, не чувствовали, что их головы прочно держатся на плечах». Каждый амбициозный заговорщик и демагог плел интриги против Помпея в его отсутствие. Однако Красс, как обычно, не потерял голову и использовал свою прозорливость, дабы не допустить союза Помпея с Цицероном. Этого он добился лично и без помощи шпионов, превознося Цицерона и одновременно скармливая Помпею еще более хвалебные панегирики с блестящей убедительностью искусного оратора. Не только римский полководец верил в важность ораторского искусства; так что постепенно Помпей пришел к вынужденному согласию и объединил свои силы с Крассом и Цезарем, которые тогда нуждались в нем гораздо больше, чем он в них.
Цезарь был по уши в долгу перед Крассом. Как народный герой, он разбрасывал огромные суммы и устраивал самые роскошные празднества и развлечения. Совместно с Помпеем, он и Красс договорились о том, чтобы последний поторговался и приобрел себе за огромную цену весьма ценный пост на Востоке. Лукулл победоносно вторгся в Понт, а Помпей достиг вершин своей военной славы, завершив «разграбление Армении». Память о собственных талантах полководца побудила Красса найти некий новый, процветающий уголок Азии и перевести его движимые активы на свой счет. Таким образом, мы подошли к одному из самых странных парадоксов, освещающих это далекое свидетельство достижений секретной службы. Красс, несмотря на свое громадное состояние, по-прежнему оставался алчным и стремился затмить Рим, рискуя собственной жизнью в далеких краях, где можно было нажить еще одно состояние. Он в прямом смысле сколотил свое состояние на шпионаже и разведывательных ресурсах и порой проявлял себя искусным заговорщиком и политическим интриганом. Несмотря на все эти события, он продолжал отодвигать момент, когда он облачится в тогу завоевателя. Военная разведка значила для него меньше, чем кулеврина или ружейный кремневый замок, которым оставалось ждать еще столетия до своего изобретения.
Форсировав Евфрат, Красс вторгся в Персию, собираясь осадить и разграбить города, а также атаковать и уничтожать крепкие контингенты копейщиков. Вместо этого его тяжелая пехота встретила только яростное сопротивление парфянских кочевых племен, отважных всадников и смертоносных лучников под руководством монарха в мидийских одеждах. «Парфянский выстрел» был звучным, точным и устрашающим, поскольку парфянский лук был композитным, сделанным из пяти или более роговых пластин, наподобие «рессор кареты». Он выпускал стрелу на огромной скорости с поразительным звенящим звуком.
Марк Красс, как командир легионов, не обладал ни дальновидностью, чтобы предусмотреть опасность, ни отвагой, чтобы своевременно отдать приказ об отступлении ради спасения армии, пожертвовав своей славой в Риме. Поэтому все закончилось в двухдневной бойне, которую историки назвали «битвой» при Каррах. Шатаясь от жары, голодные, измученные и страдающие от жажды, римляне упрямо пробивались сквозь пески, чтобы атаковать врага, которого нельзя было догнать и который окружал их и расстреливал из луков. Двадцать тысяч человек погибло и еще вдвое больше попало в плен, чтобы «отправиться на Восток… в иранское рабство». Что случилось с Крассом, точно не известно. Одна из легенд гласит, что его пленили живым, а затем казнили, залив ему в горло расплавленное золото. Маловероятная любезность парфян, которые никогда не страдали от его ростовщичества!
Шпионы и римские проскрипции
Через девять лет после битвы при Каррах был убит Юлий Цезарь. Год спустя Лепид, Октавий и Марк Антоний встретились на крошечном островке в притоке реки По и после двухдневных раздумий объявили себя триумвирами на следующие пять лет перед десятью легионами. То, что они оставили в секрете, был список из семнадцати действительных или потенциальных противников, подлежащих немедленному умерщвлению. И даже эта троица не подозревала тогда, что «небольшой список» будет расти, пока к этой резне не добавится около трехсот сенаторов и более двух тысяч «капиталистов». В конечном счете в проскрипции триумвиров «занесли… всех представителей старшего поколения, которые достигли каких-либо выдающихся успехов». С внушающим омерзение коварством эта троица военных деспотов предлагала крупную награду за предательство своих противников — зачастую до половины имущества несчастного гражданина, объявленного вне закона, — а затем прикрывала свой корпус доносчиков обещаниями, что любые передачи имущества после казни не будут зафиксированы. Таким образом, внезапная перемена политической судьбы, как в годы кровавого хаоса Мария и Суллы, не привела бы к мести шпиону за его предательство и не обязательно завершилась бы возвращением собственности. Основываясь на низменных принципах тайных козней и при помощи механизма коррупции и коварства, слава императорского Рима была представлена на суд потомков.
