Однажды мать и дочь Ван-Лью предупредили, что в Либби готовят побег и чтобы они были начеку. «Мы приспособили одну из наших гостиных, темными одеялами занавесили в ней окна, и в этом помещении днем и ночью три недели горел слабый газовый рожок; для беглецов там даже поставили кровати», — записала Элизабет в своем дневнике. Все это указывает на то, что дружественное отношение президента Дэвиса, генерала Уиндера и других вожаков южан в известной мере препятствовало проведению официального обыска в доме Ван-Лью и принятию эффективных контрразведывательных мер. Дамам, которые в Бельгии или в оккупированных немцами департаментах Франции вздумали бы в 1914–1918 годах «занавесить свои окна темными одеялами», пришлось бы в течение 48 часов объясняться с немецким фельдфебелем!
Секретная гостевая комната
Упомянутая нами гостиная Ван-Лью, разумеется, не была самым секретным помещением особняка в Виргинии. И биограф мисс Ван-Лью полагает, что ее ссылка на гостиную с занавешенными окнами и необычайным расходом газа, вероятнее всего, служит просто дымовой завесой, пущенной ею по известным ей одной причинам. Даже в бережно хранимом от посторонних глаз дневнике мисс Ван-Лью ни единым словом не намекает на существование подлинно секретной комнаты и не упоминает о двери с пружиной в стене, за старинным комодом.
Секретная комната Ван-Лью представляла собой длинную, низкую и узкую камеру, расположенную там, где от плоской кровли веранды начинался скат крыши. Чердак у дома был квадратный, и между его западной стеной и скатом крыши помещалась комната, в которой во время войны постоянно скрывался какой-нибудь агент или беглец-федералист.
О существовании подобного убежища давно подозревали, но сыщикам конфедератов так и не удалось его обнаружить. Маленькая девочка, племянница Элизабет Ван-Лью, отыскала комнату весьма любопытным образом. Она пробралась ночью на чердак, чтобы посмотреть, куда «тетя Бетти» отнесла полное блюдо еды. Загородив свечу рукой, мисс Ван-Лью стояла перед «темным отверстием в стене», из которого протягивал за блюдом руку изможденный мужчина в поношенном синем мундире, с нечесаными волосами и бородой. Заметив, что он смотрит мимо тети Бетти, прямо на нее, девчушка поспешно приложила палец к губам и на цыпочках удалилась. Позже, осторожно пробравшись сквозь спящий дом, она проскользнула на чердак и тихонько позвала прятавшегося там «янки». Он сказал ей, как открыть дверь, и, когда она с этим справилась, дружелюбно с ней побеседовал. «Ну и трепку задала бы тебе тетушка, если бы только нас увидела!» — посмеиваясь, сказал он ей.
Если бы не это воспоминание племянницы Элизабет Ван-Лью, опубликованное после ее смерти, секретная комната оставалась бы необнаруженной, пока старинное здание не надумали бы снести. В доме бесстрашных сторонниц Севера имелась еще секретная ниша, служившая «почтовым ящиком» для шпионских донесений. В библиотеке был камин; по обе стороны его решетки находилось по пилястру с фигурой лежащего льва поверху. Одна из этих фигур не была приделана к основанию наглухо, и ее можно было поднять, как крышку. В выемку подо львом Элизабет «опускала, как в почтовый ящик», свои донесения. Прислуга, стирая с мебели пыль, приближалась к камину, украдкой вынимала донесение и через час относила его на ферму Ван-Лью, за город. Мисс Ван-Лью не давала своим чернокожим курьерам устных поручений и, хотя не опасалась, что ее могут подслушать, неизменно пользовалась столь необычной, несколько театральной манерой. Возможно, эти настойчивые меры предосторожности спасли ей жизнь.
Разоблачить Ван-Лью пытались много раз. Гостей, посещавших ее дом, просили за ней следить. На них с матерью — хрупкого здоровья, часто больной от беспокойства женщиной — регулярно доносили; возмущались, что их нужно повесить, дом их сжечь, что их нужно «избегать, как прокаженных». Военным комендантом заключенных теперь уже был не родственник миссис Линкольн, а некий капитан Гиббс. Каким-то чудом Элизабет ухитрилась заполучить этого офицера и его семью в свой дом в качестве постояльцев, и в течение всего времени их проживания у Ван-Лью она пользовалась их «протекцией».
Элизабет и ее мать пребывали в постоянном страхе и напряжении, но ей даже в голову не приходило обезопасить свое положение, избавившись от некоторых своих подпольных занятий. Так что их дом по большей части служил бараком, отелем, конюшней, тайной штаб-квартирой и старинной родовой усадьбой. Когда военное министерство южан ради усиления кавалерии принялось обшаривать конюшни, Элизабет перевела свою последнюю лошадь внутрь дома — где спали капитан Гиббс с семьей — и спрятала в своем кабинете, а чтобы заглушить стук копыт, обвязала их толстым слоем соломы.
В доме Ван-Лью шпионы Юга встречались со шпионами Севера, одновременно жили начальник военной тюрьмы и бежавшие из этой тюрьмы военнопленные, дезертиры и породистая лошадь, под стойло которой был отведен кабинет хозяйки, служивший и штабом секретной службы, и центром помощи военнопленным, и местом их укрытия. И все анналы о Гражданской войне указывают на именно такие интриги и неразбериху, смешанные с естественным гостеприимством, верностью своему делу и вялой контрразведкой с обеих сторон линии фронта. Это было не только противостояние «брат против брата», но и пылкое соревнование бесчисленных любительских инициатив.
На стороне федералистов действовали также Эмма Эдмондс и Полина Кашмэн, два прославленных агента, рвение которых сравнимо лишь с решительностью мисс Бойд или неустрашимостью Элизабет Ван-Лью, хотя их участки деятельности реже освещались вниманием. Эмма Эдмондс, уроженка Канады, была сестрой милосердия в Нью-Брансвике и шпионкой генерала Макклеллана. Мисс Эдмондс никому не уступала в пылкой преданности делу борьбы против рабовладения. В битве у Ганновер-Кортхауса она села на коня и в качестве ординарца генерала Керни гарцевала взад-вперед под артиллерийским огнем. Говорят, она одиннадцать раз тайно пробиралась через линию фронта как секретный агент северян. Самым забавным эпизодом всей этой войны был случай, когда однажды в Виргинии Эмма Эдмондс замаскировалась под негра.
Принимая девушку за чернокожего парня, ее отправляли спать в убогие негритянские кварталы Йорктауна. Однако она не могла справиться со своим отвращением к подобным местам и заплатила пять долларов заменившему ее негру, которому досталась простая задача — оставаться самим собой, питаться отвратной пищей и спать в жалкой лачуге. Оставаясь днем в своей роли, мисс Эдмондс пришлось в числе прочих негров работать на укреплениях.
В другом случае она фигурировала в качестве часового, в третьем даже украла винтовку у конфедерата. Бесправие негров на Юге подвергало неудобствам и опасности «превращение в негра», и, учтя свой неудачный опыт, в дальнейшем Эмма выдавала себя за ирландку, торгующую вразнос. Она никогда не чуралась дополнить работу секретного агента чисто женскими обязанностями и ролью сердобольного ангела. Канадская медсестра все то время, что оставалось свободным от ее шпионских занятий, тратила на уход за больными и ранеными. И когда она встретила Алена Холла, молодого солдата Конфедерации, с застарелыми ранами, тяжело больного и умирающего, она оставалась подле него до самого его конца, хотя ее положение во враждебной стране было крайне опасным.
