Отец хотел меня уберечь, но вместо этого круто подставил. Неужели не было другой планеты, не центаврианской, где мы могли бы жить? Почему именно здесь? Неужели нельзя было догадаться, что, раз у меня психическая устойчивость, то рано или поздно об этом узнают?
Голова начала раскалываться.
«Принц моего детства… С фиолетовыми глазами. Уж не нарочно ли ты держал меня в благословенном лирианском неведении, чтобы потом посмотреть, как я буду выпутываться?»
— Не злись, это портит кровь.
Я подскочила, и поскорее проверила — стоит ли блок на ТПТ. Блок стоял. Наставник вернулся ко мне. То ли проводить решил, то ли сказать что-то забыл…
— Нина, мне необязательно читать мысли, чтобы понять, о чем ты думаешь. Ты считаешь, мы поступили глупо? Не продумали будущее? Но кто я, Нина? Имел ли я право указывать твоему отцу? Он так решил, и потому все так сложилось. Он сказал — пусть мои дети живут на ферме, и пусть моя дочь не будет в списке потенциально полезных.
— Это было глупое решение.
— Но это было его решение. Он тогда решал твою судьбу. Дети всегда страдают за промахи родителей. Но тебе, милая, страдать не придется.
— Почему это?
— Потому что ты хитрая, как центаврианка, — подмигнул наставник. — И я жду тебя на медитацию послезавтра до полудня. Приходи на голодный желудок и выспавшаяся.
— Приду, просветленный.
Дождавшись брата, я ушла домой. Выспалась, приняв снотворное. А когда проснулась, растревоженные мысли уже улеглись в голове, и прошлое меня уже не так тревожило. И есть ли смысл переживать о том, что было давно? Лучше думать о настоящем.
Глава 18
Когда я была подростком, и подружки звали меня на пляж строить глазки соседским парням и купаться, я никогда не уходила без спроса братьев. А так как Агап разрешения не давал, я оставалась дома и утешалась тем, что нечего там, на пляже этом, делать. Позже я научилась управлять исподтишка решениями Агапа, и уходить, куда нужно.
Но, кажется, в академии я эти свои навыки растеряла.
Агапий подловил меня у лестницы.
— Куда?
— С Тони идем отдохнуть.
— Сначала переоденься. А то напялила какую-то микроскопическую тряпочку вместо нормальной одежды.
«Тряпочкой» Агапий обозвал легкое белое платье выше колен. Оно было по-летнему легкомысленное и совсем не вульгарное, но, по мнению брата, на улицу мне следовало выходить только закутанной с головы до ног.
— И что это ты намазюкала на лицо? — пригляделся мужчина.
— Это косметика, Агап.
— Переоденься, сказал. И умойся.
— И паранджу надень… — продолжила я. — Мне двадцать пять лет, Агап.
— Пигалица еще!
Когда я была нескладным подростком, он не бесился, видя меня в коротеньких шортиках. А как только у меня появились формы и тело приобрело плавные линии, так я сразу стала распутницей, а мои вещи «тряпочками».
— Иди-иди, — заступился за меня Аркадий, выходя из гостиной на шум. — Нечего сидеть дома.
— В таком виде никуда она не пойдет!
— И в чем ты предлагаешь идти? — спокойно спросила я.
— Ни в чем! Сиди дома, с нами разговаривай!
— Ну, хорошо, — согласилась я. — Что ты думаешь о последствиях закона о депортации?
Агапий выдал несвязную фразу. Интересы Агапа и мои сильно разнились. Я ничего не понимала в особенностях рыбалки и настройке наземных каров, а Агап все мои увлечения считал несерьезными.
Кеша только посмеивался, слушая, как я мучаю бедного главу семьи.
— А почему вы Милу к нам не приглашаете? — невзначай спросила я.
Братья нахмурились. Они и без хмурой мины казались суровыми, а так — чисто земные огры, готовые сожрать любого, кто осмелится задать неудобный вопрос. Но — мои родные огры, и никакого значения не имеет, что их родила другая женщина.
Аркадий, проведя рукой по коротким черным волосам, утомленно, как будто говорить ему было очень и очень тяжело, проговорил:
— Эта женщина… не войдет к нам в дом.
— Почему? — поразилась я. — Она помогла Артему получить свидетельство, благодаря ей остался на Горунде! А ты, Агап, настаивал, чтобы Тема очаровал здешнюю. Чем же вы сейчас недовольны?
— Ты ее знаешь? — спросил Агап.
— Знаю.
— Тогда ты должна была заметить, что с ней нечисто, — добавил Кеша. — Тема сразу сказал, что будет ее развлекать в обмен на гражданство. Она согласилась на это. А теперь они хотят брака. Зачем образованной центаврианской женщине выходить за мальчишку?
— Любовь?
Мужчины обидно рассмеялись.
— А если допустить, что она просто хочет освободиться от Рода?
— Вот в том и дело — из Рода только ненормальные уходят.
— И смелые.
— Я центаврианку в семью не приму, — отчеканил Агапий.
— Она метиска.
— Один хрен!
Я повернулась к Кеше:
— А тебе чем Милу не нравится?
— Я нахожу ее поведение странным. Выросшая среди центавриан девушка никогда не согласится на мезальянс.
— Мне кажется, вы к ней несправедливы. Ее мать землянка. Вполне естественно, что она хочет пожить среди землян.
— Вот ты, девчонка сопливая, куда лезешь? Чего от нас хочешь? Мы, идиоты, по-твоему? Когда поймешь, что мир — это не тусовка благородных жентельменов?
— Джентльменов, — машинально поправила я.
Это была большая ошибка с моей стороны. Взрослым, солидным мужчинам нельзя указывать на ошибки, тем более при свидетелях. Агапий незамедлительно вошел в боевой режим. Это означало, что возражать ему в данный момент опасно для жизни.
Постучав мне по лбу пальцем, он принялся втолковывать прописные истины, размахивая ручищами и сверкая темно-серыми, пасмурными глазами:
— Знаешь, почему у нас еще не отжали ферму? А? Потому что мы никогда не ввязываемся в мутные дела и не якшаемся с подозрительными типами! У нас все кристально ясно! И я, по-твоему, не способен понять, кто есть кто? За болвана меня держишь, сестренка? Думаешь, многому тебя там научат, в академии? Думаешь, умнее нас, фермеров тупых?
Я попятилась назад. Правда в словах брата была. Я действительно считала Агапия недостаточно образованным, недостаточно чутким и прозорливым, чтобы разобраться в ситуации. Но это ни в коем случае не означает, что я считаю его хуже себя или отношусь к нему с презрением!
— Я всегда уважала твои решения! Но и Тема мне тоже брат! А если я захочу замуж за орионца, к примеру, вы от меня тоже откажетесь?