Дело в том, что не только ты гордая, испуганная и упрямая. Я не хочу, что сказанные мной слова были брошены мне же в лицо, и не хочу быть отвергнутым. Я не все сказал, Эбигейл Шенберг. Я люблю тебя. Я люблю тебя и хочу, чтобы мы были вместе.
Я помню, что ты переживаешь из-за отношений на расстоянии. И да, возможно, наши отношения закончатся кражей имущества, и мы создадим семью с другими и похороним наши чувства до конца жизни. Но нам не стоит этого делать, потому что это пагубно и нечестно по отношению к другим людям. Возможно, мы не последуем по стопам твоей бабушки и моего дедушки. У нас может получиться. Я хочу, чтобы получилось. Я думаю, мы этого достойны.
P. S. Пожалуйста, пожалуйста, не злись из-за цены ожерелья. Мама говорит подумать об этом с точки зрения дохода, а деньги были пожертвованы на благотворительность, а еще нам частично списали налоги.
Я в потрясении прилипла к дивану, но через несколько минут снова раздался звонок в дверь.
Господи. Я вытерла глаза. В теле появились легкость и нервозность, словно оно принадлежало другому человеку.
– Эбби, можешь открыть? – окликнула со второго этажа мама.
Мне хватило несколько секунд, чтобы вернуть контроль над голосовыми связками.
– Да!
С каждым шагом казалось, что я двигаюсь очень медленно, буквально пробираюсь через патоку. Я пошла в прохладную прихожую, а потом очень-очень неспешно отперла замок и распахнула дверь. По-моему, тело полностью перестало функционировать, а ноги превратились в желе.
На пороге, в обрамлении осенних красок, стоял Ной, одетый в темно-красную толстовку. Волосы у него были растрепаны, словно еще секундой назад он водил по ним руками. Мы уставились друг на друга.
Я вцепилась в дверной косяк и подождала, пока мир перестанет кружиться.
– Привет, – наконец произнес Ной.
– Привет.
Было двадцатое сентября, третья неделя учебы (я проверила) и прошло семь дней с Рош Ха-Шана.
– Ты здесь, – тупо сказала я, потому что не могла придумать ничего другого. – Ты… ты купил ожерелье.
Он кивнул.
У меня вырвался смешок.
– Это очень дорогое ожерелье.
Ной поморщился.
– Я знаю. Ты прочитала письмо?
Я кивнула.
– Я писал искренне, Эбигейл. – Он смотрел на меня уверенным взглядом. – Ты сказала, что нам не стоит повторять ошибки наших родственников. Так давай не будем.
– Хорошо.
– Я не должен быть держать информацию об ожерелье в тайне. Извини. Не должен был мешать тебе в поисках прошлого твоей семьи. Я… – Ной замолчал, и на его лице появилось недоумение, когда до него дошел смысл моего ответа. – Подожди, хорошо?
Я усмехнулась.
– Да. Ладно. Я переборщила. Я понимаю, они твоя семья.
– Значит… ты… мы…
Я заулыбалась еще сильнее, в груди было такое теплое и приятное ощущение, словно я проглотила солнце.
– Да.
Ной усмехнулся, покачал головой и очень решительно посмотрел мне в глаза.
– Я должен был за тебя бороться.
– Ты боролся. Я тоже. Ты получил мое письмо?
Он растерялся.
– Твое письмо?
Я удивленно хихикнула.
– Скоро получишь.
– Что ты написала?
Я подошла к нему и, неуверенно подняв руку, пригладила один из его непослушных локонов.
– Там вроде как написано то же самое, что в твоем письме. Блестящие умы и все такое. И прости за мои слова, что я предпочту быть несчастной, чем быть с тобой.
На его лице медленно расползалась улыбка.
– Да, ты вела себя очень холодно.
– Прости. – Я хотела броситься ему в объятия, обнять так крепко, чтобы между нашими телами не осталось ни одного свободного сантиметра, но даже сейчас мне было немного любопытно. В письме он говорил… но мне нужно услышать эти слова лично. Нужно услышать их дважды или трижды.
– Я не хочу быть несчастной. Я… я и была несчастной.
Правда?
Я глухо прошептала:
– Конечно.
– Серьезно?
– Чему ты так удивляешься?
– Я был не уверен! Ты мастер убегать. И говорила так рассудительно.
– Я не была рассудительной! Я пыталась себя защитить. Сложно открываться людям. Тем самым ты даешь им власть причинить тебе боль.
– Верно. – Ной сглотнул и шагнул вперед. – Я хочу открыться тебе, Эбигейл Шенберг. Я люблю тебя.
Я охнула. Ной был таким уязвимым – стоял тут, сняв свою броню, беспомощно обнажив душу. Ной Барбанел был гордым, решительным и до неприличия оберегающим. Он не любил проявлять слабость – и все равно это сделал. Он решил приехать за мной и сказать, что мы заслуживаем счастья. Он решил бороться за наши отношения. Выбрал нас.
Я тоже выбираю нас.
Я выбираю отношения с Ноем Барбанелом, в которого влюблена, который делает меня счастливой. Я выбираю удовольствие, бабочек и ослепительную радость. И я могу испытать все эти чудесные эмоции. Я могу спрыгнуть с утеса с безудержным азартом. Я хочу Ноя Барбанела. Хочу нас, и он тоже хочет.
– Я тоже люблю тебя, Ной Барбанел.
Он резко поднял голову и посмотрел на меня круглыми глазами.
– Ты не обязана это говорить.
– Знаю. Но это правда. Я люблю тебя, – сказала я, и на моем лице появилась такая же широкая улыбка, что и у него. – И ты тоже подталкиваешь меня к тому, чтобы стать лучше. И я стану. Я не сбегу. А если сбегу, обязательно вернусь. Думаю, я всегда буду желать вернуться к тебе.
Его улыбка стала еще радостнее, и он поднялся ко мне на веранду, встав близко-близко. Ной приобнял меня за талию.
– Что теперь?
– Теперь… теперь ты в моем доме.
– Точно. Можешь прогнать меня, если захочешь. Но сегодня пятница. И мне не нужно в Кембридж все выходные.
– Нет? – Я посмотрела на него.
Ной опустил голову.
– Нет.
А потом мы целовались с такой легкостью, словно были рождены для этого. В животе у меня стало жарко, и я привстала на цыпочки, чтобы еще сильнее прижаться к Ною.
Когда мы отодвинулись друг от друга, чтобы перевести дух, я поняла, что мы так и стоим на пороге у всех на виду.
– Хочешь зайти?
– Конечно. Еще кто-нибудь дома?
– Моя мама.
– Я познакомлюсь с ней?
– Если тебе повезет. – Я пропустила его в дом, и он с любопытством огляделся. Потом повела в гостиную, где лежало переливающееся ожерелье.
