Книга Плата за рай, страница 11. Автор книги Урмат Саламатов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Плата за рай»

Cтраница 11

Один день, проведенный с нею, изменил все. Тилек негодовал от того, что ему нельзя жениться прямо сейчас и забрать Леру к себе домой в село Бостери немедленно. Он очень любил отца, но невольно злился на него, потому что тот был не в силах устроить немедленный переезд Валерии. Глупая, необоснованная злость присуща подросткам и кроется в их бессилии, отсутствии возможности повлиять на ход событий. Это один из капризов ее величества жизни, когда события складываются не так, как хочется тебе; когда твои старания тщетны, а все попытки поколебать равнодушные весы судьбы не удаются.

Злость Тилека, причину которой он и сам не мог объяснить себе, перешла в тупую, щемящую тоску по Лере. Он стал рассеянным – роскошь непозволительная в чабанском деле. У него стал пропадать скот. Не то чтобы нападения волков участились, скорее их попытки чаще увенчивались успехом.

Валерия стала виною происходящих с Тилеком перемен. Он начал грезить ею. Тилек лепил ее в своем воображении, четко нанося каждый мазок, бережно выводя каждую линию ее существа. Когда он мысленно заканчивал изваяние Валерии в полный рост, подходил к своему творению и обнимал так крепко, что оно лопалось, разлетаясь радужной глиной во все стороны. Он рисовал картины, где совершал ради Леры подвиги, жертвуя собой, отдавал свою жизнь, спасая ее. Но по возвращении в реальность Тилек начинал грустить. Проницательный Арсен Касенович объяснил сыну, что это – естественная реакция мозговой деятельности. И заверил, что всё это временно и обязательно пройдет, также добавил, что и с ним происходило то же самое, когда он встретил его мать. Это немного отвлекло Тилека от тоски по любимой, но взамен пришли грустные воспоминания об умершей матери.

Тилек унаследовал от отца его суровый нрав и характер, помогавший достигать цели, даже когда это казалось невозможным. Эти черты, проявившиеся у Тилека еще в юном возрасте в делах, касающихся хозяйства, весьма радовали Арсена Касеновича. Многих удивляло невероятное внешнее сходство Тилека с отцом: лицо с выдающимися скулами, острый подбородок, нос с горбинкой, тонкие губы, высокий лоб, большие, длинные уши, тонкая шея, густые и кудрявые черные волосы. Он был высок ростом. Имел худощавое, но довольно крепкое тело. Развитая мускулатура позволяла ему перебросить барана через ограду. И, несмотря на постоянно обветренные губы, обгорелые нос и щеки, он был очень привлекательным молодым человеком. Его сдвинутые от постоянных раздумий брови делали его брутальным. Так говорили первые девчата села, которых он видел несколько раз в год и которые были готовы пойти за ним на любую гору и остаться там с ним навсегда. Возможно, так опрометчиво решить свою судьбу девушкам помогали очертания лица Тилека, свидетельствовавшие о его готовности на отчаянные поступки и подвиги.

Арсен Касенович и Афанасий Кириллович после долгих разлук, рассказывая друг другу о состоянии своих детей, не могли нарадоваться их большой и искренней любви. Дети и вправду, учитывая высокий рост Валерии, которому Тилек соответствовал вполне, опережая ее на полголовы, составляли прекрасную пару и очень хорошо смотрелись вместе.

XIII

Пришедший в негодование и, вместе с тем, недоумение Арсен Касенович долго не мог решиться рассказать о случившемся Тилеку, опасаясь, что сын может заболеть. В свою очередь, родители Валерии, в частности Афанасий Кириллович, не сразу рассказали о случившемся Арсену Касеновичу, дорогому другу семьи. Они не могли найти подходящих слов, которые позволили бы в полной мере, но в то же время деликатно, без потери лица, описать историю, поразившую их, будто удар молнии.

Был обычный июньский вечер. Тучи, принесшие дождь, уже спешили скрыться из поля зрения. После прошедшего дождя, духоту, стоявшую без малого три недели, сменила приятная свежесть. В этот день Афанасий Кириллович, направляясь с работы домой, крутя своей единственной рукой руль трактора и ею же прикуривая папиросу, пребывал в небывало приподнятом расположении духа. Когда он въехал на улицу, где проживал, солнце било ему в глаза, заливая кабину трактора ярким светом. Привычный смех ребятишек, играющих на улице, доходил отголосками до его уже по-старчески слабого слуха. Одним словом, день протекал, как обычно, и ничего не предвещало беды.

Подъезжая к дому, Афанасий Кириллович, по заведенному порядку, просигналил, давая детям знать, что нужно открыть ворота. Это были старые деревянные ворота синего цвета с основанием, вкопанным в землю. Со временем земля под тяжестью трактора осела, и ворота накренились назад. Если открыть створки и не придерживать их, они вновь закрывались. И без посторонней помощи въехать во двор на тракторе было уже невозможно. Как правило, учитывая разделение обязанностей в семье, эту функцию выполняли сыновья Антошка и Гришка, которые открывали и придерживали ворота до тех пор, пока трактор не въедет во двор. С учетом их возраста – по двенадцать лет – делали они это с энтузиазмом. И Афанасий Кириллович был немало удивлен, когда никто не выбежал встречать отца семейства, несмотря на неоднократные призывы с его стороны. Простояв несколько минут, он заглушил двигатель и оставил трактор перед воротами. Вошел во двор через дверь, расположенную в правой створке ворот и в этот день распахнутую настежь. Мелочи жизни, как это обычно бывает, сменили его чудесное настроение на несколько раздраженное. И он вошел домой, не снимая грязных сапог, рассчитывая сразу же выйти обратно. В доме он увидел сидевшую на табурете и опершуюся спиной о стену Екатерину Сергеевну с листком бумаги в руках. Та не заметила прихода мужа; сидела неподвижно и просто смотрела в пол.

– Слышь, Сергеевна! Ты там случаем не стихи сочиняешь?! – громко захохотал Афанасий Кириллович, подходя, чтобы поцеловать супругу.

– Проза. Вот только не моя… Дочери твоей, Леры, – не смея поднять глаз, с чувством щемящей тоски, но и с твердостью в голосе, Екатерина Сергеевна положила на стол скомканный и чуть мокрый от слез исписанный листок.

– Ай да молодец дочурка моя, вся в отца! – воскликнул Афанасий Кириллович и все время, пока с жадностью расправлял смятое письмо, не сводил глаз с Екатерины Сергеевны, чувствуя, что что-то тут не так.

Затем он прочел следующее:


Дорогие мои Папа и Мама, я писала это письмо более двух недель и все же не смогла найти слов, чтобы оправдать мой поступок. И, тем не менее, я прошу вас меня простить и поверить в то, что со мной все будет хорошо. Зная, как вы любите меня, я молю Бога, чтобы мой поступок, который вызовет боль в ваших сердцах, не отнял ваше здоровье. Очень прошу вас не переживать за меня.

Я сильно подвела дорогих мне людей, и, несмотря на уже принятое мною решение, эта мысль не дает мне покоя. В свое оправдание, да и в ваше тоже, прошу показать это мое письмо Арсену-байке, которого я люблю как отца. Я более чем уверена, что его боль будет не меньше вашей, и, будучи непростительно виноватой, я глубоко прошу прощения у него.

Тилек, о мой Тилек, прости меня… Прости за надежду, за несбыточные мечты… Ты чудесный, нежный, умный джигит 15, и я просто недостойна тебя! Я уверена, что на мое место придет девушка, которая окружит тебя вечной, неугасающей любовью. Когда я закрываю глаза, предо мной предстает картина, где ты и она, расплываясь в улыбках, скачете на лошадях по предгорью близ твоего дома. Я вижу будущее, в котором после вашего ухода люди сложат о вас легенды. Я слышу грустные звуки комуза и голоса, воспевающие красоту вашей любви – любви, которой будут восхищаться люди всего мира. Я слышу бессмертные песни о любви, сияние которой неподвластно забвению…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация