Мать Ифриса неожиданно для сына и для себя – от того ли, что при встрече присутствовал посторонний человек, от того ли, что не могла справиться с нахлынувшими на нее чувствами, – вдруг пришла в небывалое волнение и стала говорить что-то совсем не к месту. Волнение так же быстро сменилось чувством умиления, и она стала рассказывать не то чтобы Валерии, сколько самой себе о детстве Ифриса. Учитывая предыдущую бессонную ночь и пережитые чувства, вызванные мыслью о смерти сына, а потом внезапным воскрешением, ее бессвязная речь была наполнена воспоминаниями о его детстве, младенчестве, его улыбающимся беззубом ротике, маленьких ножках и ручках, запахе, умных глазках, смотрящих на маму с еще не осознанной любовью; в конце концов она заплакала.
Ифрису часто доводилось видеть слезы матери, вызванные, как правило, несправедливым отношением отца к ней. И несмотря на следовавшие днем позже речи матери, в которых она оправдывала и даже защищала его, Ифрис все же ненавидел своего отца именно за эти пролитые слезы. Ифрис никогда не забывал обиды, которые отец нанес матери и которые она стерпела ради сына, ради его будущего, ради будущего семьи. Сын принимал материнские обиды за свои – как личные. Но увиденные им в эту минуту слезы были другие, и он чувствовал, что виною был он сам. В данную минуту он ощутил небывалую любовь матери к нему. Словно озарение, пришло осознание: любви этой не будет конца; сердце Ифриса обливалось кровью от того, что он бессилен остановить слезы. Расчувствовавшись, он бросился матери в ноги. Он обнимал их, уткнулся лицом, чтобы скрыть, что плачет. Затем встал, чтобы прижать ее голову к своей груди. Несколько минут спустя оба успокоились. Ифрис занял свое место. И наступило молчание…
Валерия с первых минут была потрясена стремительностью, суетливостью и неуравновешенностью матери Ифриса. Более того, девушка была обескуражена несколько невежливым ее поведением и почти обиделась на отсутствие должного интереса к себе. Она в душе разозлилась и на Ифриса – за то, что он до сих пор не представил ее должным образом, как того требует ситуация и их замысел. Отвлеченные разговоры матери в конце концов привели ее чуть ли не в ярость. Она решительно не понимала, почему ее так упорно не замечают и почему Ифрис никак не решится внести ясность. Разумеется, эти эмоции бурлили в ней, но внешне Валерия себя держала в руках. Она была раздосадована тем, что ей не дают шанс понравиться матери – той, из-за которой было столько переживаний последние несколько часов, и к знакомству с которой Валерия так готовилась, которое представляла в самых радужных красках. Она решительно ожидала иного приема и была озадачена происходящим. Силилась – и не находила ключа от двери, отперев которую, можно было бы найти выход из этой не очень приятной ситуации. Валерия была стеснена восторгом, с которым мать встретила сына. Обстоятельства встречи и поведения матери обезоружили ее, и ей ничего не оставалось, как остаться до срока безмолвной, борясь со своими чувствами, ничем не выдавая себя. Страх в один миг из-за неверного действия стать неугодной и быть отвергнутой сдерживали ее чувства стеснения, волнения и негодования, снедавшие ее изнутри.
Развернувшаяся на глазах драма матери и сына привела Валерию в исступление, и она окончательно потерялась. На минуту ее посетила мысль, что нужно оставить их вдвоем, но едва она собралась было уже исполнить задуманное, как тут же сдержала себя, полагая, что ее могут неправильно понять и истолковать ее действия в невыгодном для нее свете. Будучи умной девочкой, буквально через несколько минут Валерия поняла, что поведение матери Ифриса не есть естественное ее состояние, и была почти уверена, что оно было вызвано предшествующими событиями. И негативные чувства, которые испытывала Валерия, канули в небытие, словно их и вовсе не было. Она развернула масштабную кампанию, используя все свои ресурсы, чтобы понравиться матери Ифриса и тем самым возвыситься в глазах своего возлюбленного, а заодно устроить свою будущую жизнь.
После минутного молчания Ифрис, найдя состояние матери не вполне удовлетворительным, начал было незамысловатый, отвлеченный разговор на посторонние темы, но был резко остановлен матерью, которая попросила представить ей его подругу. После официального знакомства молодые не заставили мать ждать и поведали ей о своих планах навеки связать свои жизни браком. Мать пришла в небывалый восторг и совсем ободрилась, забыв пережитые горести. В свою очередь, реакция матери Ифриса на услышанную новость невероятно обрадовала Валерию, и она совсем оставила мрачные мысли. После мать Ифриса сочла нужным в нежнейшей степени принести извинения Валерии за дурной тон, который не нарочно продемонстрировала, объяснив это затянувшейся разлукой с сыном и переживаниями за его жизнь из-за отсутствия новостей, объясняющих задержку.
Неожиданное извинение пожилой женщины привело Валерию в восторг, она бесповоротно прониклась к ней уважением, сочувствием и почти любовью. Валерия была уверена, что та имела полное право не просить прощения ввиду того, что является матерью ее будущего супруга, а стало быть, стоит выше, чем она – невеста. Имела полное право обидеть ее, просто-напросто потому, что слово «мать» однозначно сильнее слова «невеста». «И вообще не пристало свекрови просить прощения у невестки», – думала Валерия. А то обстоятельство, что она отважилась нарушить неписаные законы и пойти на унижение ради справедливости и правды, ради нее, девочки, которую впервые видит, вызвало в Валерии чувство восхищения и веру в великодушие будущей свекрови. Она рассмотрела это извинение как признание ее равной себе. Щеки Валерии зарумянились, она была приятно смущена пару секунд, но вскоре, взяв себя в руки, поспешила ответить любезностью. Убедившись в наивысших чувствах матери Ифриса, питаемых к ней, и рассмотрев ее истинную суть, ее безропотное состояние, в котором та, судя по всему, пребывала большую часть времени (по умозаключению Валерии), девушка более чем раскрепостилась. И не замечая сама, начала без умолку хвалить свою свекровь, ее чувственность. После чего Валерия начала заверять женщину в питаемом к ней глубоком уважении. Заключила, что отсутствие стыда в проявлении чувств по отношению к сыну и к ней – это очень великодушно и смело.
Затем похвалы ее плавно перетекли на красоту их посуды, мебели, дома. А закончилось все неописуемым, нескрываемым восторгом и радостью, Валерия восклицала: «Ах, вы не поверите, как же я рада! Как же я рада! Ах, мама, вы не поверите, я ведь именно такою вас представляла. Именно великодушною! Ах, как же мы будем счастливы! Ведь будем?! Любимый, ведь будем счастливы, а? Как же мы будем все вместе счастливы!..» Это выступление произвело на мать Ифриса сильное впечатление, она увидела в Валерии простодушную и очень живую, искреннюю юную девчушку, которой когда-то была сама, до того, как ее настоящая жизнь разрушила мечты на радужное и безоблачное будущее; мать ее полюбила.
Ифрис был поражен поведением возлюбленной. В частности тем, что Валерия уже употребила слово «мама», отчего он быстро посматривал то на выражение лица матери, то на Валерию, боясь, что мать обнаружит в ее поведении что-то неладное. Но мать, не отводя глаз от будущей невестки, улыбалась самой умиленной улыбкой, даже не подозревая о том, что поведение девушки вызвано действием наркотика. Взглянув на Ифриса, мать увидела, что сын улыбается и даже рад экспрессивности возлюбленной. Выражением лица он дал понять матери, что с Валерией случаются такие минуты неудержимой радости и что это вполне нормально для нее.
