Тем не менее, Валерия, быстро осознав странности своего поведения, осеклась и, вся раскрасневшись, пролепетала: «Ой, что же это я?! Простите, прошу вас, маменька! Я что-то совсем не то… Совсем не то… Ох, позвольте мне прибраться. Это я мигом… А может, позволите кушанья сварить?» Она нашла, что то, как себя держит, неуместно, но под воздействием наркотика никак не могла прийти в себя. Ей казалось, что она совершила роковую ошибку, и что пути обратно уже нет… Валерия металась, повторяя как заведенная, будто заезженная пластинка: «Это не то… не то… сейчас, сейчас… это я мигом… Что же я?» Ифрису знакомо было это состояние, и если оценивать степень знания в этом вопросе, то он был, пожалуй, академиком. Встав, он резко, но безо всяких подозрений произнес: «А действительно, давай чего-нибудь сварганим!» И быстро подойдя к уже стоявшей на ногах Валерии, увел ее за руку на кухню. Оставшейся за столом матери прокричал: «Сейчас же вернемся, мать, ты только не ходи за нами, сюрприз, так сказать! Удивим тебя». Мать осталась за столом в некотором недоумении, еще пока не догадываясь об истинной причине происходящего. Она объяснила себе поведение Валерии тем, что девочка переволновалась. «Очень, стало быть, хочет понравиться», – заключила она.
Необходимо отметить, что когда Ифрис и Валерия только еще подходили к дому, Ифрис вынужден был быстро принять очередную дозу. Валерия, также находившаяся под воздействием вещества, но еще как-то контролировавшая себя, потребовала, негодуя, чтобы он и ей достал наркотик. Тот решительно отказывался до тех пор, пока Валерия не пришла в остервенение и не принялась кричать на всю улицу. В страхе за то, что услышат соседи, у Ифриса не осталось другого выбора, и он подчинился подруге. С Валерией произошло то, что происходит с людьми, идущими по пути саморазрушения; она не смогла совладать с неадекватными эмоциями, вызванными наркотическим опьянением. Таблетка проклятья стала в буквальном смысле непосильной для нее – вначале чуть не свела с ума, а в конце, в довершение ко всему, чуть не убила. Ее мозг искажал всю получаемую информацию.
Ифрис, вовремя заметивший проявление симптомов – предвестников передозировки, увел Валерию в туалетную комнату, где она упала на пол и стала биться в судорогах. К счастью для ее жизни, Ифрис всегда носил с собой маленький кошель со шприцом, наполненным специальным, так сказать, «зельем» – оно использовалось в подобных случаях, чтобы вернуть умирающего человека к жизни. Разумеется, оно помогало только на определенных стадиях разрушения организма.
Ифрис в спешке ввел Валерии лекарство. Спустя несколько минут судороги прекратились, и девушка пришла в сознание. Очнувшись, она смутно помнила, что произошло. Ифрис вкратце напомнил ей обстоятельства, которые привели их сюда. Она тяжело поднялась. Ее голова кружилась, а ноги не слушались. Ей стало дурно, и она снова присела, обняв унитаз. Ее начало безостановочно рвать… Несколько минут спустя Ифрис снова помог Валерии подняться, умыться и привести себя в порядок. После чего они вдвоем вернулись обратно к матери.
Когда они оказались в гостиной, мать при виде бледной Валерии, еле идущей, с болтающейся головой, и сына, который поддерживал ее, вскочила навстречу и вскричала: «Боже мой! Что случилось?!» Наскоро уложив девушку на диван, мать с беспокойством осмотрела Валерию.
– Боже, она вся горит! За врачом срочно надобно бежать, а не то помрет еще!.. – в тревоге сказала она.
– Мать, видишь, как понравиться тебе хотела, чуть жизнь не отдала, чтобы ты ее полюбила… – усмехнулся Ифрис.
– Сынок, ты это, прекрати сейчас же шутить, помрет ведь, бедняжка! Без невесты останешься! Погоди, я хоть воды принесу да полотенце, – и она убежала в ванную комнату. Прибежала обратно, пристроила мокрое полотенце ко лбу Валерии с такой нежностью, словно та была ее дочерью.
Валерия лежала без движения.
– Ей-богу, сынок, ведь не дышит?! – испуганно таращила глаза мать Ифриса.
– Будет вам, мать! Уймитесь, прошу вас! Любовь моя в дороге еще за знакомство переживала. Переволновалась, не более… Отлежится часок, да как новая воспрянет! – отвернувшись, раздражено проговорил Ифрис и, усевшись за стол, стал тут же жевать пряник.
– Ах, бедняжка! – продолжала восклицать мать. – И стоило так волноваться из-за меня-то? Ах, бедная девочка!.. – С этими словами она, испытывая чувство умиления, провела пальцами по щеке Валерии. – А ведь схожу я все-таки за доктором, все равно ведь рядом!
В этот момент Валерия вздрогнула и, повернувшись лицом к женщине, сумела произнести:
– Не надо, маменька, не утруждайтесь, клянусь, мне уже лучше… Вы уж простите… – И, не договорив, снова потеряла сознание.
Мать Ифриса сидела подле нее на диване. Она подхватила голову девушки и помогла аккуратно лечь. И в это-то самое мгновение нашла ответ на тревожащий вопрос о странном и беспечном спокойствии сына. Мать видела и чувствовала всем сердцем, что сын ее действительно любит Валерию, поэтому была удивлена его необычайно беззаботным настроением, учитывая ее болезненное состояние. «Ни капли сострадания и участия, это так на него не похоже», – думала мать. Затем она припомнила поведение Валерии двадцатью минутами ранее. Пришло подозрение, что нынешнее состояние и несуразное поведение Валерии как-то связаны между собой. Столь странные совпадения привели ее в замешательство… Но когда Валерия открыла глаза, мать Ифриса, обратив внимание на ее зрачки, все поняла. Она увидела, что они расширены, а что это значит – благодаря сыну, знала наизусть. Все ее муки вспыхнули с новой силой. Она вспомнила, как бегала в гараж, чтобы достать очередную дозу, лишь бы прекратить страдания сына и собственную боль. Сердце ее сжалось от воспоминаний – криков ее чада, подкосивших ее здоровье… Ее глаза наполнились слезами, ручьи потекли по щекам матери. Она поняла, что столь полюбившаяся ей невестка – наркоманка. И в ее голове мелькнула мысль, что Валерия принесет ей много-много горя…
XXIV
Мать Ифриса, собравшись с мыслями, готовилась, не боясь последствий, исполнить свой материнский долг и нравоучениями наставить сына на путь истинный. Но не успела она начать, как раздался громкий стук в ворота. «Наконец-то!» – промолвил Ифрис, предполагая, что пришел отец, и, встав со стула, пошел отпирать. Мать бросилась вслед за сыном и почти у самых ворот опередила его, отворив сама.
Она нашла своего супруга в еще более худшем расположении духа, чем когда он покидал дом. Он прошел мимо, не обращая на нее внимания. Более того, мельком увиденная, столь непривычная для него улыбка на лице супруги вызвала в нем неодобрение. Правда, он сдержался от замечания ввиду того, что заметил за ее спиной сына, и поспешил направиться к нему. Отец крепко обнял Ифриса, затем взял его за плечи, не без жалости вгляделся в исхудалое от наркотиков лицо. Простояв неподвижно с полминуты, отец повел Ифриса к себе в кабинет, чтобы наедине обсудить неотложные дела, и, не глядя в сторону супруги, крикнул ей: «Чай поставь!»
В момент, когда отец стоял неподвижно, словно человек пытающийся разглядеть что-то в тумане, Ифрису на мгновение показалось, что душа родителя наполнена скорбью, и что ее причиною является он – его единственный наследник, тот, кто будет представлять и отстаивать честь рода, кто даст жизнь следующему поколению. Разглядывая отца почти в упор, сын увидел, что отцовские глаза мокрые, пожалуй, моргни отец – и слезы брызнули бы фонтаном, но этого не случилось. Несмотря на «щедрость» жизни, дающей множество поводов для слез, сын все же ни разу не видел, чтобы отец плакал. Такая необычная сентиментальность поразила Ифриса. Ему вдруг подумалось, что отец, хоть и не так сильно, как мать, но все же любит его.
