К слову будет сказано, что последние годы складывались для отца Ифриса весьма не лучшим образом. Он начал сдавать. Преданность работе достигла черты, за которой человек начинает терять свое здоровье. И отец чувствовал острую необходимость передать империю наследнику, который на самом деле еще не был готов к столь тяжелой ноше. Он начал налаживать свои отношения с сыном, словно настраивал расстроенное пианино, ведя лишь позитивные разговоры. Искусно и аккуратно заставлял сына поверить в то, что он, его отец, на стороне сына, и тем самым направить его мышление в одно русло со своим. Отец хотел, чтобы сын размышлял, как он сам. В его голове уже мелькали детали превращения сына в себя самого, и он охотно предавался этим мечтам. Но замыслам отца не суждено было сбыться… Причиной, из-за которой все его планы остались лишь в голове, также стал он сам. И несмотря на всю очевидность собственных ошибок, он никогда, даже самому себе в них не желал признаться.
Разговор продолжался:
– Ну, коли так, скажу тебе: порадовал. Отличная новость! – улыбнулся отец, покручивая свои густые черные усы. – Откуда она родом? Ее родители знают о твоих намерениях? Ты уже просил у них разрешения?
– Она родом с Иссык-Куля. И нет, ее родители пока не знают, – тихо ответил Ифрис и опустил голову, теребя край своей рубашки.
– Не беда. Придет время – узнают. Ты лучше вот что скажи: так значит, любишь ее? И готов с нею прожить и в горе – а горя в жизни, уж поверь мне, намного больше, чем радости, – до конца дней своих? – Предугадывая ответ сына, отец про себя посмеивался его наивности, каковая и ему самому была присуща в молодости. Но, в отличие от сына, отец знал, что следует за первой страстью – забвение любви.
– Да, люблю и хочу связать свою жизнь с нею, пока смерть не разлучит нас! – горячо, привстав со стула, заявил Ифрис. – Если бы не мои чувства, я бы не сделал того, что сделал, – я украл ее!
Ифрис, не дождавшись ответа отца, видя на его лице недоумение, принялся рассказывать про испытываемые к Валерии чувства и про обстоятельства побега. Несмотря на то, что он безостановочно метал слова, словно рыба икру в период нереста, ему все же удалось объяснить все в подробностях, сохраняя хронологию событий. Во время изложения своей истории Ифрис разгорячился, не заметил, как встал со стула и начал расхаживать по комнате. В особо значимых для него местах он подбегал к отцу, махая или тряся перед ним руками, пытаясь заострить внимание, после чего снова отходил и продолжал повествование. Его чело взмокло. Грудь вздымалась, он тяжело дышал. Наконец Ифрис закончил и молча стал перед отцом, словно преступник-детоубийца перед судьей, имеющим пятерых детей.
Отец за все время рассказа сына не проронил ни слова. Он испытывал чувства негодования, раздражения, злости и силился сдержать нахлынувшие чувства. Он удивлялся, что его сын не умел поступить правильно в столь деликатном вопросе. И был разочарован. Ему стало грустно и обидно, что он не научил сына разбираться в традициях страны, где они жили. Вдруг он понял, что это – та дыра в жизни сына, которую должна была заполнить отцовская любовь и внимание. Тяжкое существование, расшатавшее нервы, породило агрессивную реакцию отца на все ситуации, которые он не понимал. Он пришел в состояние дикой озлобленности, когда ощутил эту пропасть между сыном и собой. Он злился, что сын так не похож на него в душевном плане. Злился на себя за время, которое упустил в вопросах воспитания. И бесы, сидящие внутри каждого из нас, мгновенно находящие ответы на любые вопросы, не дающие взглянуть на помехи и преграды, мешающие нам быть счастливыми, нашли ответ для своего хозяина: «Ты не мог воспитывать сына! У тебя не было времени! Ты добывал ему и его матери хлеб, без которого они бы погибли. Ты делал это из необходимости. У тебя не было выбора. Они должны быть благодарны, что у них есть ты!..» Отец услышал эти слова, будто они были произнесены вслух не для него лично, а во всеуслышание, словно по радио для всех и, в частности, для его сына. Он был уверен, что это истина, правда и что его сын слышал это. Злость, неустанно приправляемая бесконечными мыслями, мешалась, словно соус ложкой, что находилась в руках у черта, сидящего внутри. Отцу стало мерещиться, будто сын его осуждает и отказывается понимать. Все чувства окончательно перемешались. В итоге отец сказал совсем не то, что у него было на душе.
– Как же ты так?! Э-эх, глупый мальчишка!.. Разве не знаешь, что такие дела так не делаются?! – Вскочив со стула, отец прокричал так, что на его раскрасневшимся лбу выступила вена. Чуть успокоившись, он продолжал: – Ты меня… меня… кхм… ты… прости… – отец приложил неимоверные усилия чтобы взять себя в руки и выдавить из себя слово «прости», – за резкость, за грубость. Ты не думай, что я тебя не понимаю! Я тоже был молод. Я все понимаю… Вам кажется, что это именно те чувства, за которые стоить умереть. Ты думаешь, что ты готов пойти ради нее на все. Ты уверен в своей правоте, ты убежден, что в этом мире нет ничего важнее, чем она. Она – твоя вера и религия! Но это всегда происходит с влюбленными на первых порах… Ты знаешь ее не больше месяца. Ваша любовь не прошла проверку временем, она не доказана. Сын, думал ли ты, а что будет, если ты ошибаешься, что, если твои чувства временны и обманывают тебя? Что ты тогда будешь делать?!.
– Отец, я не умею увидеть будущее так ясно, как видишь ты, но я мужчина, – Ифрис расправил плечи, приподнял подбородок и выдвинул вперед грудь, – который готов отвечать за свои поступки и выбор – в настоящее время он видится мне таким, каким ты его описал. Разумеется, вероятность ошибки есть, никто не застрахован, но я готов нести последствия этой ошибки всю свою жизнь. Клянусь тебе, ты не услышишь от своего сына ни единого слова сожаления!
– Как же это все похоже… Почему я это все так знаю? – улыбнулся отец. – Поверь мне, сын, это все вздор, не пройдет и полугода, как твоя жена станет преградой для твоих увлечений, а ты станешь для нее воплощением тирании. Время сотрет твои мечты о чувстве вечного счастья, и ты останешься один на один со своими ошибками, о которых будешь жалеть, и каяться всю свою жизнь, но ничего не сможешь с этим поделать… – Отец говорил, опустив голову, будто вспоминая свою собственную жизнь. Опомнившись, он потер лоб рукой и, нахмурившись, продолжал: – В общем, решать тебе, впрочем, как и жить с нею. Ты мой сын и я поддержу тебя в любом начинании.
– Благодарю, отец! Ценю твою поддержку, – приободрившись, не скрывая радости, улыбнулся Ифрис.
– Любви свойственны глупости. Но то, что ты без ведома и согласия ее родителей решился на столь необдуманный шаг, – это, конечно, нехорошо. Это сулит нам лишние хлопоты, без которых можно было обойтись, – отец заметил на лице Ифриса чувство вины. Сын, закусив губу, опустил голову. Этого выражения было достаточно, чтобы отец решился его подбодрить. – Не волнуйся, это поправимо… Но нужно действовать незамедлительно, чтобы не привлекать внимания злых языков. Да и родители ее будут не рады излишней медлительности со стороны родственников жениха, учитывая их неведение относительно местопребывания дочери. И вообще твой поступок, с учетом их переживаний, может отрицательно сказаться на успехе твоего предложения. Они могут нас выругать и отказаться отдавать дочь замуж – и будут совершенно правы. Но если она действительно тебя любит, как ты уверяешь, думаю, мы сможем с ними договориться. А в качестве извинения за принесенные неудобства и их треволнения мы преподнесем им подарки… Да, думаю так, будет хорошо! Я знаю – ибо я сам отец, – что любые родители простят того, кто, принеся горе и страдания, принесет им и счастье их дочери. Да вот только знать бы, что они собой представляют, чтобы понять, какие подарки им будут ценнее всего, и не ошибиться при выборе… Кстати, если я правильно понял, невеста у нас дома? В зале, я полагаю? – вспомнив про Валерию, словно она есть ключ всего, он развернулся лицом к сыну и хитро улыбнулся.
