Мать Ифриса, по воле провидения, которое сочло ее страдания на земле недостаточными, чтобы заплатить за билет в рай, выжила. У нее было сломано несколько шейных позвонков, и ее полностью парализовало ниже шеи. Цена ее билета за вход в рай оказалась, по мнению окружающих, намного выше, чем оно того стоило. Ее мозг отказывался принимать реальность, понимать настоящее и все с нею происходящее. Ее сознание воспроизводило лишь короткий фрагмент ее счастливого прошлого, но ему не удавалось оживить все воспоминания, превращая ее существование в адские муки и обрекая ее на вечные страдания…
Так, она вспомнила свои первые годы жизни с мужем, когда ей казалось, что она счастлива. Отец и трехлетний Ифрис уехали отдыхать на озеро Иссык-Куль по приглашению общего друга, тогда только начинавшего заниматься преступным бизнесом. А мать вынуждена была остаться по неотложным делам, и обещала приехать позже. Выполняя обещанное, она, тоскуя до невозможности по сыну, приехала в пансионат, где остановились сын и супруг. При этом не уведомила их о своем приезде, намереваясь сделать сюрприз. С грузом, не замечая тяжести, мать неслась к коттеджу. В одной руке она тащила сумку, в другой – огромный воздушный шар красного цвета, из-за которого много раз просила прощения в автобусе. Но эти неудобства были для нее ничем, и ожидание встречи с сыном наполняло теплом душу, которая, по ее ощущениям, неслась впереди. Мать улыбалась, будучи не в силах скрыть радость от предвкушения встречи. Глаза ее слезились, она чувствовала запах своего сына… Подойдя к коттеджу, обнаружила его закрытым. Тогда она побежала вниз по длинной аллее, ведущей к озеру. На небе не было ни единого облачка. Время перевалило за семь, и отдыхающие стали возвращаться в коттеджи, поднимаясь с пляжа. И вот мать, запыхавшись, стояла и глядела на аллею – и на озеро, видневшееся в самом конце. Вдалеке она разглядела силуэты мужчины и мальчика. Мать бросила сумку и, подняв шар, побежала к своим. Она бежала до тех пор, пока сын не заметил ее и не двинулся навстречу, крича что есть силы: «Мама! Мама!». Домчавшись, обнял… Не совладав с нахлынувшими чувствами, оба заплакали…
Мука матери, однако, заключалась в том, что мозг воспроизводил лишь отдельный фрагмент. Вот она бесконечно бежит и никак не может добежать до сына, а тот, в свою очередь, бежит ей навстречу с протянутыми руками и с радостным криком. И они никак не могут добежать друг до друга, не имеют возможности встретиться, обняться…
***
Она, словно земля, он будто луна,
вдали, лишь любуясь друг другом,
в танце кружась,
в вечных попытках близость найти,
от мечты не в силах отречься,
останутся далекому в небе свету верны,
но желанья свершения блики обманут,
в заблуждение вера введет…
Не мирясь, не принимая судьбы,
не иссякнут в глазах кровавые слезы,
не угаснет шепот мольбы,
и, укрываясь саваном надежды,
в тяжелых муках, отрекаясь от истины,
этот мир покинут они
19.
Мать Ифриса доживет в муках почти до семидесяти лет. Ежечасно до самого конца жизни она будет произносить попеременно только несколько слов: «Сынок!», «Золотце!», «Мальчик мой!». За все время пребывания в медицинском учреждении никто из близких, родных, друзей так и не придет проведать больную, кроме чужого дяди Паши. Тот так и не узнает всей правды и, сокрушаясь, до самой смерти будет искать доказательства своих предположений и скоропостижно уйдет из жизни всего через месяц после случившейся трагедии.
Подлинная история возникновения синдрома навязчивых, часто повторяющихся восклицаний матери Ифриса так и останется загадкой для сотрудников медицинского учреждения.
XXIX
На улице стояла беспросветная ночь. Тучи, затянувшие небо, закрывали от взоров людских звезды. Лишь луна и несколько фонарей в вечном противостоянии мрака и света силились осветить улицу. Последние жители давно укрылись в своих лачугах, искренне веря, что они в недосягаемости. Такая вера помогает лучше спать по ночам, хотя все знают, что людей это не спасет. Это тот осознанный самообман, который позволяет нам лучше жить. Обман как лекарство против рака, которое на самом деле его не лечит… Болезнь никуда не уходит, но она облегчает наше существование. И мы охотно давимся таблетками, лишь бы не чувствовать боли повседневной жизни.
Валерия, лежавшая в траве, накрытая пиджаком Ифриса, проснулась от приятного дуновения прохладного ветерка, щекотавшего ей лицо. Несмотря на слабость, которую она испытывала, ее сил хватило, чтобы приподняться на локте и оглядеться. Не найдя Ифриса, Валерия испугалась, не понимая, где находится. По телу пробежала дрожь. В голове у девушки мелькнула мысль, что она брошена и осталась одна вдали от родного дома, в чужом, неизвестном ей месте. Валерия встала на ноги, но голова ее закружилась, и пришлось быстро присесть на что-то мягкое. Вглядевшись, она увидела черную средних размеров сумку. То была сумка Ифриса, набитая наркотическими веществами, ничтожно малая часть которых чуть девушку не убила. Воспоминание о действии наркотика вызвало в ней тошноту, она стала тяжело дышать. Дрожащими руками схватилась за щеки и, прижав колени к груди, попыталась вспомнить, как она вообще очутилась здесь. В попытках найти конец нити воспоминаний Валерия услышала голоса двух приближавшихся к ней мужчин. Она прислушалась – один из голосов принадлежал Ифрису.
– …Тебе повезло, впрочем, как и всегда! – говорил басом какой-то незнакомец.
– Повезло? Право, ты смеешься надо мною! – отвечал Ифрис.
– Определенно повезло и однозначно «как всегда»! Только везение и ничто иное помогало тебе в детстве меня одоле… – голос осекся.
– Везение?! Ты называешь это везением – после всего, что я тебе рассказал?!
– Я не про твою ситуацию. Она и вправду поставит в тупик кого угодно, хотя и не так страшна, как ты описываешь… Я говорю о нашей встрече.
– Я не искал специально встречи, но рад, что мы пересеклись и что ты захотел помочь.
– Знаю, что не искал! Тот, кто намеренно ищет, меня никогда не найдет. Много воды утекло с того дня, когда мы виделись последний раз… Мы уже не те юнцы, кем были когда-то. Сейчас, из-за особенностей деятельности я обязан быть скрытным; мое кредо – тень, а ночь мой союзник. Убийца, учуявший кровь, не остановится, как призрак, учуявший страх.
Валерии показалось, что незнакомец цитирует стихи, и не искала в его словах особого смысла.
Мужчины молча приближались к месту, где она лежала до сих пор. Но вот незнакомец прервал молчание:
– И все же в голове не укладывается, как ты мог оставить бедную девушку одну, да еще в таком состоянии и в таком месте? Одно название «парк» – кругом мрак! Весь парк прошли, а всего два фонаря работают…
