– Тебе легко говорить… Твой отец не пилил, с ругательствами и оскорблениями, словно пилой, мозг пополам… Ты не видел, как умирает сердце матери… не жертвовал родителями ради любимой… Да, оставил, но ведь ради нее! Она тяжело перенесла первую смерть (первая передозировка наркотиками), и возможны последствия. Без крова нельзя! – объяснил Ифрис.
– Ифрис, отныне и навсегда нарекаю тебя – Певчий! – усмехнулся мужчина.
– Да говорю же я тебе: так и было! – возражал Ифрис.
– И охота тебе все время преувеличивать? Ну что я тебе, дурак какой-то? Такого и в кино не увидишь, а я вот взял и поверил твоим россказням!
– Зепар, если ты желаешь в чем-нибудь меня обвинить, изволь говорить прямо! – почти вскричал от нестерпимой обиды Ифрис. – И тогда обещаю пред землей и небом – я не заставлю тебя ждать доказательств моего достоинства и чести!
– Ну, будет, будет… Верю, – как человек, уверенный в своем превосходстве, не без ухмылки заключил Зепар. – Долго идти-то еще?
–Должны уже быть на месте. – Ифрис приободрился из-за несостоявшегося спора, в котором он явно не смог стать достойным соперником Зепара. И принялся оглядываться по сторонам.
– Лера! Лерка! Ты где?! – сначала негромко, а затем, не слыша отзыва, и во все горло закричал Ифрис.
Припомнив с точностью место, в котором он оставил Валерию, он пришел в некоторое волнение, отыскивая ее и не находя. Он бегал туда и сюда в траве, при этом приговаривал, словно отчитывался перед самим собой: «Здесь же оставил! Вот то дерево… тот фонарь… скамья… Здесь должна быть… Где же она?..» Бросался из стороны в сторону и, метясь в полумраке, старался что-то разглядеть в необъятном пространстве. После нескольких минут отчаянных поисков Ифрис прибежал к Зепару, присевшему на скамью с видом безучастного человека, не скрывающего своего пренебрежения к поискам исчезнувшей девушки.
Зепару вообще были чужды высокие чувства к женщине – в силу того, что, по стечению обстоятельств, он вырос в местах, где женщин, ради которых стоило бы умереть, просто-напросто не было.
– Неужто ушла?! – не глядя на Зепара, оглядываясь по сторонам, словно спрашивая невидимых глазу духов, вопрошал Ифрис.
– Да не волнуйся ты так! Что ты завелся, в самом деле? Ей-богу, что ее, съедят, что ли? – не понимая и не принимая волнения Ифриса, отвечал Зепар.
– А вдруг что случилось?! У нее ведь, кроме меня, никого нет! В беду попадет – так и некому будет заступиться, тем более в таком месте в такой час.
– Говорю тебе, присядь, посиди! Мечешься туда-сюда, глаз мой зря напрягаешь. В таком месте обидчики не водятся, потому обижать здесь некого, разве что матушку землю, а оно – дело невыгодное: ни съесть, ни продать… А в час этот так они и вовсе спят. Девка, сдается, из россказней… – Ифрис хотел возразить, но не успел. Зепар продолжил: – Ну, будет, будет! Из рассказов твоих следует, что девка смелая, раз решилась ехать так далеко и бросить свою семью, имея в перспективе лишь неизвестность… А про то, что она уехала с тобой – незнакомым человеком, так я и вовсе промолчу. Отсюда вывод: что бы ни случилось, девка себя в обиду не даст, равно как и не пропадет. И нет причин столь волноваться и трястись, как ты изволишь… – Зепар, не договорив, умолк и, щурясь, вгляделся куда-то в сумрак.
Ифрис, слушая разглагольствования товарища, будто вышел из транса и вскинул голову. Увидев устремленный взор Зепара, Ифрис также повернулся в сторону густых зарослей кустарника и начал вглядываться. Шагах в пятидесяти от скамьи и в двадцати от приметного дерева, под которым Ифрис оставил Валерию, появилась неясно видная фигура женщины в красном платье. «Лера!» – вскричал Ифрис и, ни теряя ни минуты, побежал сломя голову к своей возлюбленной.
– Лера! Как же ты меня напугала! Что же ты, родная, совсем замерзла? – несмотря на дрожь в теле, Ифрис был быстр в движениях, суетлив. – Пиджак?! Где пиджак?! Ах, вот он! – Ифрис поднял его из травы. Было холодно, но молодой человек сам, казалось, этого не замечал. Быстро накинув пиджак на Валерию, он крепко ее обнял. Затем отстранившись, не отпуская ее плечей, вгляделся в нее и ужаснулся. По лицу Ифриса пробежала дрожь. Девушка стояла неподвижно, словно каменная. Он обнял ее снова, но ее руки не желали отвечать взаимностью. Он отчаянно пытался добиться ответа, взял ладонями ее мертвенно бледное лицо, заглянул в отрешенные глаза. «Лерка! Лерочка! Что с тобой?! – тряс ее Ифрис. – О чем я только думал?! Прости! Я виноват! Очнись, прошу тебя, приди в себя!.. Довольно пугать меня!..»
И он снова заключил ее в объятия.
– Я видела сон, – вдруг, не изменяя своего положения, заговорила Валерия. – Я будто умерла и очутилась в кромешной темноте. И, не видя своих рук, не помня себя, я была бесконечно напугана. Мне было страшно и холодно… Без сил, шатаясь, я бросилась искать тебя. Ни папу, ни маму, ни братьев, а тебя. И как бы я ни старалась тебя найти, мне это не удавалось. От тщетности попыток мне защемило грудь, а сердце будто пронзила тысяча острых игл. Вдруг я поняла, что потеряла тебя, и что в этом мире никого у меня не осталось. Поняла, что мечтам моим не суждено сбыться и что мне более нет смысла жить… Я пыталась прервать свою жизнь, чтобы не думать и не испытывать чувств, причиняющих боль, но и этого мне не удалось совершить. Ты, оставив меня, обрек на муки, которым не было конца! Бросил меня в месте, куда люди попадают после смерти, и где оставшиеся в живых теряют все права на ушедших…
– Валерия, посмотри на меня, любовь моя! – пытаясь обратить ее внимание, умолял Ифрис. – Послушай меня, Лера! Прости, умоляю тебя, о чем я только думал?! Да, определенно я недостаточно хорошо все обдумал… В этом! В этом вся причина! О, прости ради Бога! Я виноват! Я хотел успеть до того, как ты проснешься, найти нам жилье. Любовь моя, это всего лишь сон, прошу тебя, не придавай этому такого значения. Обещаю! Нет, я клянусь тебе – у нас все будет хорошо, и я никогда тебя более не оставлю, пусть даже от этого будет зависеть моя жизнь! И если я тебя бросил в этом месте, то я тебя оттуда и вытащил! Если я обрек тебя на бесконечные муки, то я возлягу рядом с тобой, чтобы разделить их поровну. Только, ради Бога, прошу тебя, прости меня! – Ифрис упал на колени и обнял ее ноги.
Вдруг Ифрис ощутил нежное прикосновение девичьей руки, которая гладила его волосы. Он, не вставая с колен, резко вскинул голову и увидел склоненную к нему голову. Жаркие губы тихо, словно завет, прошептали:
– Я согласна.
– На что? – заворожено, с чуть приоткрытым ртом спросил Ифрис.
– Разделить с тобою поровну любые муки и тяготы, которые нам уготовила судьба, лишь бы ты был рядом со мной. Обещай, что так и будет! Поклянись – что бы ни случилось, даже спустя много лет, ты никогда не оставишь меня одну!
– Клянусь, любовь моя, клянусь! Пред Богом, пред землей, пред небом, звездами, травой и ночью, как пред свидетелями, я обещаю и клянусь, что впредь все будет так, как ты захочешь!..
И они припали друг к другу. Обняв, он поднял ее и стал кружить, как на карусели, останавливаясь лишь для того, чтобы поцеловать перед каждым новым кругом.
