– Отставить! Остановись, дядя Вано. Спор есть спор! И он состоится, во чтобы то ни стало, – Зепар прошел, обходя столы из самого темного угла и, обняв Ифриса за шею, прошептал ему: «Не подведи меня, друг». Затем, обернувшись к собратьям, крикнул: – Спору быть непременно! Иман говорит – Иман, иди сюда. – Подросток подбежал к Зепару и тот, положив ему руку на плечо, прижал к себе, а потом развернул лицом к публике.
Зепар продолжил:
– Иман сказал, что у него ко мне дело верное и выгодное. Стало быть, надо выслушать… А наш брат всякого слушать не станет! Так пусть гость докажет, кто он и из какого теста сделан… Спор покажет его достоинство и храбрость. Конечно, если гость согласен на испытание? – Зепар вопросительно посмотрел на Ифриса.
Ифрис уже находился в полузабытьи. Его чувства притупились, и он прилагал все усилия, чтобы глаза оставались открытыми. Будучи словно во сне, он понял, что Зепар чего-то хочет от него, и согласно кивнул головой.
Выжидавшая толпа загудела. Тетя Валя забегала с бумажкой в руках, записывая предположения желающих поучаствовать в споре. Поднялся ор. Мужчины, словно дикие звери, готовые ни за что порвать друг другу глотки, повскакивали с мест, силясь перекричать стоявших рядом. Началась толкотня.
– Умрет, зуб даю!!! – кричал один.
– Удваиваю!!! – размахивая руками, кричал все тот же маленького роста коренастый мужчина с подбитым глазом, все так же вставая на стул и вытягиваясь во весь рост.
– Не устоит, увернется! – заключал другой.
– Да что вы, Мишку не знаете? Попадет! – объяснял третий.
– Бог покажет, и он же в помощь обоим, – говорил четвертый.
Когда споры прекратились и все заняли свои места, все замерло в ожидании. Мертвенная тишина воцарилась в зале. Даже тетя Валя отложила на секунду свои подсчеты в ожидании исхода спора.
Ифрис уже стоял, прислоненный к деревянной доске, не соображая, что происходит. Он лишь знал – ему сообщили, – что нельзя двигаться. Так сказал Зепар, который не удосужился объяснить, что, собственно, происходит. Более того, Ифрис даже не почувствовал яблока, которое поставили ему на голову, и не мог разглядеть мужчину с ножом, занявшего позицию в пятнадцати шагах от него.
Мишка – крупный парень лет двадцати – с размаху бросил нож, и тот проткнул яблоко насквозь и застрял в доске. После броска поднялся гомон из восторженных восклицаний, смеха, проклятий и брани, сопровождаемый битьем посуды. Он отозвался в голове Ифриса, словно барабанная дробь, выбиваемая на большом барабане. Грудь его сдавило, стало трудно дышать. Виски пронзила боль, и Ифрис упал в обморок.
Яблоко так и осталось висеть, нанизанным на лезвие ножа.
XXXVIII
Когда Ифрис открыл глаза, мальчишки уже не было. Стало тише. Все будто бы попрятались – кто в берлоги, кто в норы, а кто просто затаился в щелях. Каждому зверю свое пристанище. Ифрис чувствовал себя лучше. Но он не знал, что для того, чтобы ему полегчало, приложили немалые усилия. Тайно был вызван врач, обслуживавший братство, который посоветовал свезти его в больницу. Но совет врача не был услышан. Ифриса отпаивали горячим чаем и бульоном, которые он в полудремоте выпил до дна. Что и придало ему немного сил.
Итак, Ифрис лежал на диване, укрытый пледом. Напротив него сидел Зепар, не заметивший сразу пробуждение больного. Зепар крепко задумался, казалось, он пребывал словно в другом, параллельном мире. Его рука машинально подносила сигарету ко рту, он курил, так же ничего не замечая. Глаза были опущены; создавалось впечатление, что Зепар смотрит пьесу «Чертово беснование», проходящую где-то в аду.
Бункер, находившийся под землей, был переоборудован под клуб, но зачинщики перестройки так и не смогли решить вопрос с вентиляционной системой. Она отсутствовала. Спертый воздух вызывал удушье. В летние дни в клубе не хватало только банных веников. Зимой же холод пробирал до костей. Некоторые «жильцы» зимними ночами со злостью поговаривали что, даже в склепе теплей. Но Зепару это нравилось. Он обосновывал сам для себя, что тяготы лишь закаляют дух и помогают определить степень приверженности делу каждого здешнего обитателя. Более того, у разыскиваемых правосудием лиц было лишь два пути на выбор: в тюрьму либо в клуб. Разумеется, в клуб принимали не всех, а только самых отпетых и отчаянных, которые уже давно преступили черту и готовы на все. Только тех, кого уже не волнуют последствия, кто не боится смерти и способен выполнить любое поручение. Взамен они получали небольшую долю, некий процент от общей прибыли от совершенных преступных дел, убогое пристанище и возможность выжить.
Идея братства, изощренный ум и бойкий язык предводителя – вот что делало их пленниками этого места. Обитатели бункера верили, что когда-нибудь им удастся вернуться к нормальной жизни без постоянного страха и тревоги. Верили, что им хватит материальных средств, чтобы порвать с прошлым и начать жить честно. Они рьяно верили, несмотря на то, что никто из членов братства этого так еще и не достиг. Большинство погибало в перестрелках, от каждодневного стресса и плохих условий жизни, остальных забирала тюрьма. Бедные преступники страдали от отсутствия выбора. Что же касается богатых людей, преступивших закон, то у них было совсем другое положение. Богатство есть возможность выбирать. Среди братства бункера не имелось богатых преступников, ибо образ жизни и действий богачей – сбегать за границу – считалось недостойным для членов братства, а люди, выбирающие бегство, воспринимались как ничтожества.
Ифрису стало жарко, и он высунул руки из-под пледа. Зепар это заметил и, еще не совсем освободившись от власти завладевших им мыслей, сказал:
– А, проснулся? Как самочувствие?..
Особой заботы он, впрочем, не проявлял и не пытался скрыть этого.
– Мне снился сон. – Ифрис боялся забыть увиденное им во сне, поэтому опустил никого не интересующие разговоры о здоровье и решил сразу перейти к рассказу.
– Еще бы! Ты почти сутки проспал! – с некоторым недовольством ухмыльнулся Зепар.
– Этот мальчишка… Как, ты говорил, его звали?
– Который?
– Который меня сюда проводил!
– Ах, да! Иман
22.
– Стало быть, вера. Неужто вещий… – задумавшись, произнес Ифрис.
– Ну, так что там за сон? – в нетерпении проворчал Зепар.
– Ах, да, слушай. Снится мне, что идет народ наш за ханом своим. Все богато одеты, и нет бедных среди людей, все в достатке…
– Пф-ф… Ишь небылица! – усмехнулся Зепар.
– Знаю, невероятно. Но ты дослушай. Значит, все в достатке и нет ни голода, ни холода, ни бескровных скитальцев, ни зла, ни злобы, ни озлобленности. Все улыбаются и рады друг другу помочь. Все всем довольны. Себя оглядел – и я в одежде дорогой, кафтан с позолотой, калоши из кожи, за поясом кылыч
23 знатный и, как и все, на коне. Кони у всех породистые, ухоженные, в одежду одетые, у кого черные, у кого белые, коричневые, пегие, а у иных и разноцветные… У свиты хана вдалеке, впереди от меня, копья, а на них реет наш флаг. Идем мы за ханом по земле нашей, во все уголки страны успеваем заехать – и нигде нет бедности, проблем, недовольства и разрозненности. Везде поля цветут, урожай, нет междоусобиц, корысти и краж. Все по уму устроено. Если кто-то что-то делает, то с любовью и усердием, вносит свою посильную лепту. Каждое дело общее и касается всех. Нет у людей мысли «только для себя», все ради народа, ради ближнего своего, ради процветания страны. Дружба царит повсюду. Всюду улыбки и смех. Радость и счастье в стране, к нам приглашаются соседи и друзья – все сюда спешат!
