Они снова с минуту помолчали.
– Представь себе, Петр Аристархович, вот вырастет твой сын в нищете и не перестанет болеть, надрываясь от тягот. И спросит тебя однажды: «Отец, отчего ты остался безразличен? Отчего не воевал? Отчего не боролся за меня, за мое будущее? Отчего я, невинный, еще в утробе матери был обречен на несправедливые страдания из-за бездействия твоего? Отчего ты предал меня?..» Что ты ему ответишь? Что ты был слеп?..
Зепар не успел договорить, как в дверь ворвался, прервав разговор и довольно потирая руки, полковник Илья М.С. Обращаясь к Петру Аристарховичу, он объявил приказ: явиться к начальнику штаба.
XLVI
Этой же ночью Зепар и его сообщник Акай – парень, только начавший жить, в возрасте двадцати четырех лет, еще не познавший радостей жизни и вкуса чудес мира сего, без суда и следствия, без протоколов, записей и прочих бумаг, которые могли бы зафиксировать происшедшее, были расстреляны. Петр Аристархович, вопреки своему желанию, стал свидетелем расстрела. Хоть он и не нажимал на курок, но все же оказался причастен к кровавой расправе. Его совесть взывала к справедливости, и он предпринял усилия, чтобы предотвратить убиение.
Петр Аристархович – военный человек, воспитанный уставом, на хорошем счету у руководства, никогда не позволявший себе высказать свое мнение о чем-либо, пока его не попросят, и никогда не проявлявший манерности, в этот раз бился, размахивая руками и стуча по столу начальства, взывая и требуя справедливого наказания для изменников государства. Но его усилия были напрасны, а желания – перекрыты приказом. Грудь щемило от боли… Сознание Петра Аристарховича отказывалось принимать правду. Незыблемый мир, в котором он вырос и в святость которого неукоснительно верил, был сокрушен. Тогда у него впервые возникли сомнения насчет пути, по которому он слепо шел всю жизнь. Его голову начали посещать мысли о том, что путь этот есть ложный. Что стиль мышления, стереотипы, присущие ему, взращены и навеяны государством. Голова Петра Аристарховича кружилась, болела от напряжения – ему никак не удавалось избавиться от ощущения, что он лично причастен к злодеяниям, беспределу, воровству, убийствам и безнаказанности, приведшим к хаосу и разрухе.
Но у него, увы, не было выбора. Его загнали в рамки, в которых единственный способ выжить – это пресмыкаться. Петр Аристархович под страхом объявления его государственным преступником стоял в безлюдном поле, в окружении зубоскаливших убийц в форме, облизывавшихся в предвкушении скорой расправы над безоружными людьми. Среди них с глубоко счастливой физиономией стоял полковник Илья М.С. Вид полковника вызвал в Петре Аристарховиче чувство омерзения, и он поспешил отвернуться. Крики отчаявшегося Акая, молящего о пощаде, резали ухо. Сердце Петра Аристарховича было на грани инфаркта. Оно громко и надрывно стучало, словно готовясь лопнуть, дыхание участилось, стало тяжело стоять, и Петр Аристархович почувствовал сильнейшую усталость. За свою военную карьеру ему часто приходилось видеть смерть, но эта была иного рода. Она сопровождалась неимоверной жестокостью, безнравственностью, беззаконием и противоречила всем человеческим ценностям… Внутри Петра Аристарховича одновременно плакал ребенок, который живет в каждом из нас, и в то же время бушевал солдат, который, словно разъярённый лев, готов был бросится на тех, кто учинял эту несправедливость, на тех, кто приводил приговор одного-единственного незаконного «судьи» в исполнение. На тех, кто радовался такому греху… Петр Аристархович желал порвать всех присутствующих на куски, чтобы защитить преступников. И, возможно, так бы и произошло, не поймай он взгляд Зепара, который все это время смотрел на Петра Аристарховича. Зепар ни проронил ни слова с момента, когда их привезли на голгофу. Он улыбался, словно был рад участи стать святым мучеником, которую ему определили грешные люди. Не успел Петр Аристархович подумать, как молчание мрачных полей нарушила автоматная очередь. Петр Аристархович, предаваясь захлестнувшим эмоциям, в забытье бросился к упавшему навзничь Зепару. Присел на грязную глину и обнял окровавленное тело казненного. Слезы хлынули из глаз, Петр Аристархович даже не пытался сдерживать их. Он более не боялся быть осмеянным. Не боялся потерять авторитет и уважение. Он перестал считать людей, с которыми вырос, людей, которые, не задумываясь ни о чем, привели приговор в исполнение, друзьями и преданными товарищами.
XLVII
Время неумолимо текло и необъятные поля прошлого утопали в водах настоящего, чтобы однажды принять радужные суда будущего. Глубокие раны Петра Аристарховича со временем немного затянулись, но душа его не смирилась. По ночам ему снились кошмары, а когда он бодрствовал, все его мысли возвращались к пережитому. Как только он закрывал глаза, к нему приходил улыбающийся Зепар, и Петр Аристархович не прекращал кричать ему, вопрошая: «Почему ты улыбаешься?! Надо мной смеешься?!. Чем ты недоволен? Что я делаю не так? Что мне делать?.. Прости за слепоту, за слабость характера…» Но дух Зепара не переставал улыбаться и всегда оставался безмолвным. А иногда Петру Аристарховичу, отдаваясь многочисленным эхом, слышались крики Акая: «Умоляю, пощадите, ребята! Братья, за что, а?! А, байкелер, у нас в стране по закону нет ведь расстрела! Что же вы творите?.. Да будьте вы прокляты, нелюди!!!»
Петр Аристархович прошел лечение у военных врачей. Те лечили его нарушенную психику. Но все их усилия, все попытки вывести больного из депрессивного состояния закончились крахом. Его выписали. Врачи верили, что привычная среда отвлечет его от неотвязных мыслей и вернет к нормальному образу жизни. Но они ошибались. Тяжелые думы не оставляли Петра Аристарховича ни на секунду. Их становилось все больше, они становились все коварнее и невыносимее. Конечно, он боролся с ними, по наущению врачей принимая целые горсти таблеток разных цветов и размеров, которые, по мнению медиков, должны были предотвратить сумасшествие столь ценного сотрудника и вернуть его к службе в рядах армии насквозь прогнившего государства.
Валерия хоть и не знала о тайне мужа, но чувствовала, что с ним что-то не так. Она видела, что тот не в себе. Она замечала фальшивые улыбки и смех, неестественный интерес к ее женским делам и пустоту в глазах супруга. Она знала, что тот сражается с непосильной болезнью ради счастья своей второй половины, но его душа витала далеко от того места, где была она. Разумеется, Валерия прилагала все усилия, она изо всех сил изощрялась, чтобы отвлечь Петра Аристарховича и вернуть его к жизни. Все было тщетно. Каждый день каждая новая попытка удивить мужа и заставить его обратить на нее внимание так, как он обращал ранее, терпела неудачу… Не прошло и полугода, как Валерия заскучала по их прежней жизни. По жизни, в которой были для нее только он, а для него – только она. Он – это лучшее, что случилось с ней, она – это лучшее, что было с ним. Именно поэтому Валерия даже и не думала сдаваться. Но все чувственные волны Валерии накатывались на скалу отрешенности Петра Аристарховича и разбивались вхолостую на миллионы брызг.
В конечном итоге Петр Аристархович, обуреваемый словами Зепара, взрастившими в нем иную веру, покинул свой уютный уголок. Свой маленький рай на земле, приносивший ему столько счастья, – свою Валерию.
