— Да, он почти здоров.
— Его тоже прихватим. Пусть у каждого будет по две пиштоли — найдешь столько?
— Да ты же был в оружейной, Конечно, найду.
— Да, и хауды все берем. Через полчаса чтобы все были наготове во дворе у выхода. Идём в дом наместника, надо, чтобы мы первыми узнали новости.
Лицо Доранта скривилось то ли в усмешке, то ли в угрожающей гримасе. Гонец с юга к наместнику мог быть только с вестями от вице-короля — то есть с официальной версией дома Аттоу. Что это может быть за версия — легко догадаться. В их шатком положении нельзя было допустить, чтобы эта версия разошлась по городу: далеко не все сторонники юного Императора были настолько надёжны, чтобы не разбежаться при первом же сомнении в успехе его дела.
Поэтому надо было, во-первых, узнать, что принёс гонец. Во-вторых, если вести неблагоприятны — воздействовать на наместника, чтобы тот правильно понял, что именно должен он говорить людям с балкона дома приёмов в полдень. А если не поймёт — ну, у Императора есть же право наместников не только ставить, но и смещать. За предательство. А буде окажется упорствующим в предательстве, то и казнить.
В принципе, конечно, надо было бы взять с собой Императора — но тот по-прежнему не мог пока опираться на раненую ногу. А для возни с носилками попросту не было времени.
Да, подумал Дорант, вот и получается, что я и вправду комес Агуиры: денег с комиты никаких, а о безопасности Императора и его интересах думать приходится больше, чем кому бы то ни было. И по большей части за свой счёт…
Наместник оказался настолько бестолков, что даже не заперся в своем доме. До полудня оставалось ещё часа два, когда Дорант, Харран и их люди ввалились к наместнику, практически не встретив сопротивления (если не принимать во внимание разбитое лицо одного из слуг, который вздумал задавать вопросы: кто идёт да по каким делам, вместо того, чтобы просто открыть двери). Ну, ещё двери выбили, да они хлипкие были — у наместника явно не хватало средств на достойное содержание собственного дома. Ещё бы, при таком количестве детей.
В кабинете наместника Дорант, однако, с первого взгляда понял, что они опоздали. Там уже собралась вся верхушка города: гуасил (без жены!), старейшины всех трёх городских знатных родов, семеро дворян из крупных арендаторов и оба негоцианта, контролировавших основную торговлю Кармонского Гронта. Тут же присутствовал и гильдмайстер Ронде.
Что было хуже всего, каждый из них пришёл с двумя-тремя телохранителями, а при гуасиле было аж шестеро стражников. И все, разумеется, с мечами и кинжалами. Немаленький кабинет наместника казался тесным из-за такого обилия людей.
— Доброго здоровья и радости уважаемому наместнику, доброго здоровья и радости собравшимся! — Не растерялся Дорант. — Ваш слуга, — обратился он к наместнику, — видимо, перепутал дорогу: мы только случайно узнали, что вы получили важные вести и делитесь ими с важными людьми. Или вы не сочли важными людьми Харрана из Кармонского Гронта и комеса Агуиры? И Императора?
Наместник, гордо выпрямившись и глядя Доранту прямо в глаза, с вызовом произнёс:
— Мы собирались объявить новости всем в полдень, каваллиер
[13].
Это было прямое оскорбление, но сейчас было бы неудачное время и место для крови. Поэтому Дорант холодно заявил:
— Мы — не «все», ньор Кессадо
[14]. Мы — свита вашего Императора.
— А вот это как раз вопрос, — в голосе наместника явно прозвучала издёвка. — Вице-король прислал нам прокламацию, в коей сказано, — он поднял лежавший на столе листок и стал читать, — что власть императорскую, после безвременной кончины Его Величества Лория Сеамаса Третьего и ввиду безвестного отсутствия наследного примеса Йоррига, пропавшего при обстоятельствах, свидетельствующих о возможной его, примеса Йоррига, гибели, приняла на себя, в соответствии с законом о престолонаследии, дукесса Маста, родная сестра безвременно покинувшего нас Императора, каковая с даты кончины Е.И.В. Лория Сеамаса Третьего, коя случилась в третий день прошедшего месяца инреваса
[15] сего года, является местоблюстителем Императора в ожидании коронации, и что коронация сия намечена, в соответствии с законом о престолонаследии же, на третий день предстоящего месяца теваса, сиречь ровно через половину года после кончины предыдущего Императора
[16],по окончании траура.
Дорант едва не разулыбался от облегчения: эти дурни сделали сразу две ошибки: они не объявили наследника мёртвым (он представил себе, как они ругались, не получив в ожидаемый срок сообщения о кончине примеса Йорре от сопровождавших его людей) и не объявили Масту Императриссой сразу же, наплевав на закон о престолонаследии. Видимо, не все участники переворота были так уж уверены в его успехе. Это значило, между прочим, что не вся знать поддерживает дом Аттоу — вполне ожидаемо.
И это значило, между прочим, что примеса не просто так везли мимо Альвийского леса — смерть его при правдоподобных обстоятельствах была задумана заранее. Только вот задумавшие — как раз умерли, а примес выжил.
Дорант, не менее язвительным тоном, возразил наместнику:
— Вы, уважаемые, все имели честь лицезреть Императора Йоррига Сеамаса Седьмого, живого и дееспособного. Некоторые из вас, — тут он обвёл присутствующих тяжелым взглядом, обещающим недоброе, — вполне добровольно и охотно принесли ему законную присягу. Таким образом, претензии дукессы Масты на трон Империи имеют своим основанием явное недоразумение, заключающееся, скорее всего, в отсутствии надёжных сведений у дукессы о наличии Императора Йоррига в живых и о его местопребывании. Я не высказываю — пока — прямого обвинения должностных лиц в том, что они не приняли своевременных мер к уведомлению дукессы об этих обстоятельствах. — При этом взгляд Доранта уткнулся в наместника. — Надеюсь всё же, что ныне таковые меры будут, наконец, приняты.
Тот, однако, упёрся:
— Мы видели, каваллиер, что вы привезли из Альвийского леса некоего юношу, который ранее проезжал Кармон со свитой, не объявляя своего настоящего имени и звания. Свиту же, коя могла бы их объявить, вы из Альвиана не возвратили. Из чего следует, что у нас нет никаких доказательств, что этот юноша являлся законным наследником Императора примесом Йорригом. Присяга же Императору, буде она принесена по неведению самозванцу, не имеет силы.
