— Так, ваша милость, что там про с самого начала рассказывать-то? Мы же пустые выехали, по Южной дороге так без груза аж до самой Фаланеры и ехали. Благо, сухо было, быстро получилось. Там, как вы и повелеть изволили, — Флоан поморщился. Он не любил, когда его люди разговаривали с ним как с дворянином не ниже дуки, — загрузили мы последний в этом году урожай чокло с плантации ее милосердия вашей благородной супруги. Там в бумагах про это всё есть. В этом году чокло хорошо уродилось, почти на пятую часть больше, чем обычно. Мы всё и забрали.
— Погоди, а червяки, что в прошлом году погубили едва не половину урожая?
— Так это, ваша милость, Барлай же сразу всех детей и женщин на плантацию выгнал, и они каждый день червяков руками собирали, с самых почек и до последнего снятого плода. Вот и не пожрали они почти ничего. Барлай говорит: как увидел первого червяка, так сразу понял, если не выбирать их и не давить, то опять всё погубят. Они ведь завязи жрут, проклятые.
— Барлай? Он там кем у нас?
— Так это, ваша милость, он же сын Ламора, если помните. Вы Ламора лет пять назад пороть ещё повелеть изволили, когда он за беглыми не уследил.
Было такое. Пять семей арендаторов, привезённых из Империи и долгами за перевоз к земле прикреплённых, снялись как-то ночью — сговорились, видно — и рванули к побережью. Не понять, на что надеялись: когда их догнали, они уж от голода шатались. Местных растений не знали, а с собой взять не додумались — своего не было, а чужое украсть не сообразили.
Гильдмайстер тогда тамошнего надсмотрщика действительно велел выпороть, но не за то, что арендаторы попытались убежать, а за то, что довёл их до такого. Люди, которые приезжают в Марку в поисках лучшей доли, часто нарываются на подобных Ламору: те их обводят вокруг пальца и превращают фактически в бесправных рабов, живущих впроголодь и лишённых какой бы то ни было перспективы и надежды. В итоге от них толку на работах никакого, ибо работают они за страх, а не за совесть, и работу свою ненавидят.
А вот если человека заинтересовать, чтобы он понимал: чем лучше поработает, тем лучше будет жить его семья — то за те же, в сущности, деньги произведёт он куда больше, на радость и благо хозяину.
Случай этот гильдмайстер помнил, а вот человека, приговорённого к розгам — нет. И что дальше было — тоже. Наверняка ему докладывали, и наверняка жена знала все подробности, но у гильдмайстера слишком много было забот и ответственности, чтобы такие мелочи ещё в голове держать.
— Так что, Ламор там больше не командует?
— Так умер он о прошлом годе осенью, захлебнулся, когда в сезон дождей Равилию решил перейти. Там посуху-то коню по бабки, а как дожди, с гор вода катит, бык не устоит, не то что человек. Глубина по пояс от силы, но несёт — не удержишь. Он и не удержал. Их с конём потом аж на две тысячи шагов ниже по течению нашли, когда вода схлынула. А её милосердие благородная супруга ваша изволила сына его надсмотрщиком утвердить. Вот сын-то как раз Барлай и есть.
— Значит, говоришь, надумал, как с червём бороться?
— Так и есть, ваша милость, сразу придумал.
— Ты вот что… — гильдмайстер постучал пальцами по столу, — вышли-ка ты ему два десятка золотых за сообразительность. — Тут Флоану Ронде пришло в голову кое-что: — Кальду во Фаланере сколько, ты думаешь, дать бы за содействие? — Без местной власти вряд ли бы надсмотрщик плантации смог вывести жен и детей местных жителей на работы.
— Так это, осмелюсь почтительно доложить, ваша милость, Барлай этот кальду сразу три десятка двойных золотом выложил, как первых червей увидел. Из своих, семейных.
— Надо же, — поразился гильдмайстер, — какой быстрый! Ты как думаешь, Жуар, он там в Фаланере не засиделся ли?
Кальмон весь превратился в одно большое «не могу знать», поскольку вопрос этот точно выходил далеко за пределы его компетенции.
— А лет ему сколько, Барлаю тому?
— Трёх десятков нет ещё, ваша милость, а точней не знаю я.
— Из Фаланеры голуби есть ещё у нас?
— А как же, ваша милость! Барлай в этом году всё время новых присылает, чтоб у нас не меньше, чем полдюжины было.
Нет, ну что за полезный малый!
— Ты вот что, любезный. Пожалуй что, денег Барлаю не шли. Отправь лучше голубя, пусть он сам сюда прибудет, я его лично и награжу. И что кальду отдал, возмещу. Такие шустрые мне нужны. Погляжу, к чему его пристроить, если и вправду так хорош — нечего ему в Фаланере штаны просиживать.
Гильдмайстер сделал себе пометку на лежащем под правой рукой листе желтоватой бумаги.
2
— Продолжай.
Кальмон подобрался и двинулся дальше в рассказе:
— Потом мы, как изволили повелеть ваша милость, проехали почитай весь Деленский Гронт, до самого Делена. Там выкупили всё, что было у них из карминной краски, семь с четвертью пудов и два с третью фунта. Собрались ехать дальше, да комес Гирта, как узнал, что мы в Акебар едем, решил с нами императорское серебро отправить. А мы что, нам только в радость, что с охраной пойдём. Он из своей компаниды едва не треть с нами отправил, да сына своего дал командовать.
— Много ли серебра было? — Спросил гильдмайстер вовсе не из праздного интереса.
— Так это, ваша милость, они же нам не отчитываются, но телег было шесть, и гружены были сильно, кони едва тянули, хоть запряжены были парой.
Гильдмайстер прикинул — получилось почти пять тонелад
[21].Был он человек опытный, так что сразу спросил:
— Дорогой сколько телег меняли?
— Две, ваша милость. Остальные с помощью Пресветлых Богов и Святого Лигозерия, да хранит он путешествующих с грузом по суше, дошли. Но мы не задержались почти, у них четыре телеги в запас были. Которые поломались, их там и бросили., чинить не стали Не жалеют добро, богатеи.
— Да что бы им такие мелочи беречь, у них серебра в рудниках — на десять поколений хватит.
— Осмелюсь почтительно и покорно доложить, ваша милость, там в Делене плохо у нас.
— Что такое?
— Похоже, ваша милость, последний раз мы краску везём. Мастер, что её делать умеет, с предками своими соединился, да простят его всемогущие боги.
— Так он же должен был учеников иметь?
— Должен-то должен, только ему кого ни водили, он про всех говорил, что бестолковые и учить их бесполезно. Приставлял корзины с грузом носить, а что делает, не показывал. Его уж и уговорами, и подарками, и розгами — ни в какую!
— Не от розог ли и умер?
— Избави все святые, ваша милость, вовсе нет! Змея укусила, когда ходил за сырьём. А он к самим местам, где жуков собирал, не брал никого с собой, говорил — уйдут жуки, нельзя будет набрать, вообще весь промысел падёт! Там его ехидна и цапнула. Он до лагеря пятьсот шагов не дополз. Я не видел, до нашего приезда ещё было, но люди сказывали, страшен был, синий и лиловый весь, лицо перекошено…
