По случаю казни на офисиаде перед Домом приёмов сколотили помост для Императора и ближних, поставили глаголь с петлёй на блоке и согнали жителей.
Император, после того, как ему рассказали, как был взят Сайтелер, проникся к альву большим уважением (дополнявшимся, видимо, чувством вины за то, что когда-то приказал его убить) и решил дать ему дворянство. На взгляд Доранта, это было что-то немыслимое и нелепое, что могло привести к последствиям, трудно предсказуемым — но парень упёрся, а убедительных аргументов на ум не явилось. Так что пришлось посылать за альвом, который вряд ли понял, что происходит, но держался величественно, как всегда, когда его звали в свиту Императора.
Хуже всего было то, что время утекало, просачивалось между пальцами, и никак не удавалось не только удержать его в ладонях, чтобы успеть всё нужное, но даже и просто припомнить, перечислить, не упустить то, что необходимо было сделать. При этом Дорант чувствовал буквально всей кожей: каждый час, на который задерживается отплытие в Акебар, уменьшает их шансы на успех.
Очень много времени тратилось попусту на всякие торжества, приёмы, обеды и прочие протокольные затеи. Но это было неизбежно, Дорант сам настаивал, чтобы Его Императорское Величество не пропускал такие мероприятия, хотя бы те, которые устраивали важные и нужные люди. В день набиралось два-три, и хорошо, если по часу — а то и по три. Хорошо хоть, балы не затевали, уважая увечье Его Величества.
На то, что действительно следовало сделать — оставалось всего ничего, а не все дела можно было доверить другим людям.
Ещё и Харран не мог ничем помочь: он никак не оправлялся от раны, да и, похоже, ему становилось всё хуже. Опохве Асарау было недостаточно сильным; Дорант всё чаще думал, как нужна была бы здесь Саррия.
Он вообще часто вспоминал семью и свой дом. Их очень не хватало.
Дом, который Дорант купил, когда привез Саррию в Акебар — тому уже лет пятнадцать — находится недалеко от стен крепости Святого Валлиера. Крепость стоит над рекой Акебар, проталкивающей свою желтую мутную воду далеко в залив; река судоходна миль на триста, до самого Жежанса. По ней, конечно, не плавают океанские корабли: они перегружают то, что привезли из Империи и других земель, на речные суда в столичном большом порту. Но не сразу: обычно сначала товары попадают на многочисленные склады, окружающие гавань. На этих же складах скапливается и то, что вывозится из Заморской Марки.
Крепость своими пушками полностью перекрывает устье.
На юг от устья берег искривляется, образуя скалистый мыс, и на этом мысу устроен довольно мощный форт, усиливающий оборону Акебара с моря. Опасаться есть кого: и арнийские пираты, и боевые корабли Гальвии в давешнюю войну не раз пытались прорваться в порт и высадить десант, чтобы добраться до скопившихся в городе богатств. Вне гавани пристать к берегу невозможно из-за отвесных скал и окружающих их рифов. А идти от ближайшей удобной гавани по зарослям тропического леса — это несколько дней, а с пушками — как бы не неделя.
Зато на этих самых отвесных скалах оказалось удобно строиться горожанам. Там поселились купцы, небогатые дворяне (богатые селятся поближе к дворцу вице-короля, у реки, за крепостью), самые успешные из ремесленников — те, кто обслуживают двор.
Дом Доранта как раз на полпути между южным бастионом крепости и этим районом, там, где начинается мыс с фортом.
Дом — по меркам столицы — невелик (хотя в Кармоне был бы из самых крупных: у него три этажа). Фасад его имеет всего лишь четыре окна, как и у большинства соседних: от числа окон по ширине фасада зависит налог на владение. Зато в глубину он простирается настолько, что на каждом этаже хватает места на четыре комнаты. Правда, не во всех есть окна — но так ведь и кладовые нужны, и мастерская хозяину, и одежду где-то надо держать, да мало ли что.
Боковые стены — впритык со стенами соседей. Столица, тесновато.
За домом есть небольшой (и такой же узкий) участок, где Саррия сажает пряные травы, кое-какие овощи и цветы. Там же стоят качели для дочки и растут два туяровых дерева, под которыми прохладно даже летом. Участок отделен от соседних высоким забором. В торце забора есть ворота, через которые доставляют в дом продукты и другие товары. Конюшни и каретного сарая нет: Дорант снимает несколько стойл в таверне, что на ближайшей площади. Выезд же ему не по чину.
В самом доме уютно. Саррия — руками горничной Наны — поддерживает чистоту и порядок, а своими руками — украшает комнаты. Дочка Лони постоянно этот порядок перестраивает по-своему, отчего в темных коридорах даже и теперь, когда она уж подросла, можно наступить на игрушку или споткнуться о какой-нибудь предмет детской мебели. С кухни доносятся запахи острых маркийских блюд, которые готовит кухарка Лива.
На третьем этаже у Доранта кабинет и две большие террасы, выходящие на оба фасада. С обеих видно море и устье реки. Дорант любит сидеть там утром или вечером, когда не жарко, в большом кресле, смотреть на море и пить терпкое красное вино. Саррия, уложив дочку, приходит и садится рядом; кладет ему голову на плечо, обнимает. Они долго сидят рядом, обмениваясь немногими словами, а потом уходят в спальню.
И вот всё это — далеко, и когда он снова это увидит — непонятно.
2
Против ожиданий, самым сложным делом
[39] оказалось решить, как распределить людей и грузы по кораблям. Гальвийские были забиты их собственными экипажами и морской пехотой; два корабля Дорантова кумпанства были меньше, и если всех, кто пришёл с Императором в Фианго, разместить на них — то только стоя.
А ещё надо было взять с собой пушки, причём не только те, которые притащили из Кармона, но и те, что Дорант захватил в Сайтелере. Всего получалось не меньше дюжины. И к ним прислугу из пушкарей своих и позаимствованных в Фианго, по полдюжины человек на орудие, а с командирами и обозниками — весь десяток.
И лошади. Дорант не собирался брать на корабли кавалерийских коней, но без упряжек пушки малоподвижны, и надо на чём-то возить порох и снаряды. То есть по шестёрке на орудие. Семьдесят две головы.
Пришлось идти на поклон к гальвийцам, чтобы взяли хоть часть артиллерии. Те тут же снова начали вымогать на свои корабли Императора. Но Йорре, накрученный Дорантом, заявил, что благородные люди Империи не поймут, если он явится народу не на имперском корабле и не под имперским флагом, и упёрся на этом. Гальвийцы вынуждены были отступиться, скривив при этом свои усатые рожи с голыми подбородками.
Пушки и лошадей, впрочем, взять согласились.
По счастью, в Фианго были, кроме Дорантовых, ещё четыре торговых корабля, принадлежавших негоциантам, которые занимались торговлей вдоль побережья. По сути, практически чистые транспортники, имевшие совершенно смехотворное вооружение из нескольких пушчонок и фальконетов, только от дикарей на пирогах отбиться. Владельца двух из них удалось обольстить ласковым отношением Императора и уговорить присоединиться к походу. Два остальных принадлежали акебарским купцам, и капитаны без воли хозяев наотрез отказались участвовать в деле, которое могло кончиться по-разному.
