А вот и сигнал. Отлично!
Было непросто пройти — уже во тьме ночи — бар
[52] в устье Святого Ромерия, который каждый день меняет форму. Обычно стараются преодолеть его днём, промеряя глубины лотом. Ночью для этого приходится пускать вперёд шлюпку, чтобы успеть изменить курс, когда на ней обнаружат уменьшение глубин.
Но — прошли.
И вот уже оговорённый с Мигло Аррасом участок порта, с двумя пирсами, способными принять четыре корабля, большими складами и корявой каменной оградой, спускающейся по сторонам участка к воде.
Шлюпки отцепляют буксирные тросы, вёсла негромко опускаются в воду (все гребцы предупреждены: только шлёпни!) — и через несколько минут на пустых пирсах появляются много десятков вооружённых людей. Шлюпки, под парой вёсел каждая, отходят, давая место «Саррии» и «Лони».
Набитые плечо к плечу на боевых палубах кораблей воины гаррани и оставшиеся гальвийцы с облегчением выдыхают и потоком вырываются на пирсы, без остановки продвигаясь дальше, на площадку между складами.
Впереди их — Дорант с командирами гаррани и гальвийской морской пехоты.
Их уже встречает Мигло Аррас — и, узнав Доранта, вздыхает с облегчением.
Построить людей, привычных к командам, недолго. Открываются ворота, и колонны, возглавляемые людьми Арраса, хрустко ступая по разбитым припортовым мостовым, расползаются по спящему городу — каждая к своему месту назначения.
Дорант, Аррас, гильдмайстер и сборная сотня, состоящая пополам из гаррани и гальвийцев, дожидаются Императора, которому подводят смирную кобылу, и тоже выдвигаются — в сторону дворца вице-короля.
Эпилог
1
Хилсеана никак не могла заснуть. Шёлковые простыни были скользкими и жаркими, дешёвый хлопок был бы лучше, но откуда мог бы взяться дешёвый хлопок в этой постели? Тончайшая кисея защитного, от москитов, полога не пропускала воздух, да и окна были — для безопасности — закрыты.
Храпел вице-король, от потного тела которого женщина постаралась отодвинуться как можно дальше (благо, обширное ложе позволяло). Храпел постельничий на кушетке в углу, время от времени почмокивая и поправляя обнажённый меч в руке — который при этом лязгал о мраморный пол.
Хилсеана понимала, однако, что не духота, жара и звуки мешают ей спать — а то, что она возбудилась и так и не смогла получить разрядку: вице-король, по обыкновению, быстро кончил и молча повернулся на другой бок, практически тут же отключившись.
Быть фавориткой первого лица Марки — почётно (особенно быть его официальной фавориткой) и прибыльно, но, милосердные боги, как же это временами тяжело…
Да простит её Мать Богов за тяжкий грех, но женщина тоже должна получить удовольствие.
И Хилсеана сжала бёдрами свою руку.
Она уже приближалась к кульминации, но тут высокая двухстворчатая дверь спальных покоев вице-короля с грохотом растворилась.
Постельничий завозился на кушетке и шумно упал с неё. Меч с отвратительным звуком проскрежетал по мрамору.
В спальню ворвались потные, разгорячённые мужчины — судя по запахам. От них несло зверем, вываренной в масле кожей, ружейной смазкой, порохом и железом.
Хилсеана навертела на себя простыню и отползла как можно дальше от вице-короля. Вряд ли пришли за ней, наверняка за ним.
Вице-король, утомлённый соитием и пьяный с вечера, так и не проснулся. Один из ворвавшихся, судя по звукам, прикончил постельничего; ещё один затряс вице-короля за плечо.
Тот отмахнулся рукой (что женщина почувствовала через сотрясение перины), но это не удовлетворило пришедших.
Прошло всего несколько десятков ударов сердца, и на драгоценный пух, обёрнутый в не менее драгоценный шёлк, хлынула вода. «Волосы! — Подумала Хилсеана. — К демонам волосы, лишь бы не убили!»
Вице-король проснулся, злобно рыча, и сел, отчего перина промялась.
— Вы кто? — Спросил он, явно ещё не вполне освоившись с реальностью.
Судя по звуку шагов, подошедший к постели хромал. В наступившей паузе слышно было, как звенят в воздухе москиты.
— Йорре? — Спросил вице-король голосом, полным изумления и лёгкого страха.
Ему ответил чей-то смутно знакомый голос:
— Ты разговариваешь с Его Императорским Величеством Йорригом Сеамасом, седьмым этого имени.
Вице-король прокашлялся и, видимо, окончательно проснулся:
— Ваше Императорское Величество, прошу прощения, что мой вид не соответствует приличиям. Разрешите мне…
Ломкий мальчишеский голос произнёс:
— Ансаль Годрэ из Мезалии Аттоуской, готов ли ты принести мне присягу, как своему вождю и императору, за себя и за своих людей?
Хилсеану начала бить крупная дрожь, и она больше всего на свете сейчас боялась, что её заметят по этой дрожи, передающейся через перину.
Довольно длинная пауза прервалась внезапно охрипшим голосом вице-короля:
— Клянусь тебе, император и вождь Йорриг, седьмой этого имени, служить верно и преданно, надёжно и добросовестно, тебе и твоим потомкам, и тем, кого ты мне укажешь, до самой смерти! И отдаю тебе своё сердце и свою кровь, и сердца и кровь всех своих людей!
Краткая форма присяги была вице-королём расширена на всех, кто присягал уже ему. И теперь он отвечал за них: либо они станут людьми Его Императорского величества, либо сам вице-король должен будет их уничтожить.
Всё это происходило в темноте спальни, освещённой лишь одной свечой в кенкете. Теперь же, видимо, внесли шандалы-пятисвечники, не один и не два: Хилсеана увидела свет даже сквозь простыни.
И тут вице-король прохрипел с ужасом в голосе:
— Нет! Нет! Каваллиер, это не я! Я не отдавал приказа, это дука Местрос!
— Ты говоришь с комесом Агуиры, Ансаль. — Холод и равнодушие в мальчишеском голосе.
Вице-король, опять хрипло:
— Простите меня, комес, я не знал.
Снова тот, смутно знакомый голос:
— Что за приказ?
Вице-король немного успокоился и смог говорить уже внятно:
— Дука Местрос решил захватить ту дикарку, с которой вы живёте, комес. И всех, кто были в вашем доме. Я был против, но он меня не слушал, — Хилсеана, хорошо знавшая вице-короля, услышала ложь в его голосе. — Он послал своих людей, но те не смогли захватить ваших… близких?
— Дальше, — в голосе комеса Агуиры было столько льда и смерти, что, если бы он обращался таким тоном к Хилсеане, она бы описалась.