— Пойду прилягу, — сказала Маргарета. — Кажется, начинается гроза. Голова болит, а мне завтра рано вставать — курсы садоводов во Врете, я про них тебе рассказывала.
— Хорошо, — кивнула Эллен, хотя не могла вспомнить, чтобы они об этом говорили. — Ты по-настоящему слилась с природой, — добавила она, налила себе стакан холодной воды и выпила медленными глотками.
Маргарета улыбнулась.
— Выражаешься, как подросток.
Она говорила тихо и с напряжением, как будто каждое слово отдавалось в голове. Поднимаясь со стула, оперлась о спинку.
«Она постарела», — подумала Эллен, и вдруг ей стало очевидно, что мама с ней не навсегда.
Маргарета подошла и похлопала ее по щеке.
— Спокойной ночи, малышка! — сказала она и направилась к двери.
— Мама! — окликнула ее Эллен. — Что мы ели на ужин в тот день, когда пропала Эльза?
Маргарета обернулась и посмотрела на Эллен горьким взглядом.
— Не помню. Ведь нас в тот вечер не было дома.
— Но ведь вы нас чем-то накормили, прежде чем отправиться в гости?
— Да, наверняка. Но я не помню. Почему ты спрашиваешь?
Эллен пожала плечами.
— Просто доктор Хиральго попросил меня подумать о всяких мелочах.
— Это хорошо…
Маргарета пристально глядела на нее, словно собираясь с силами.
— Помню, ты была в тот день сердита, очень сердита — но мы часто видели тебя рассерженной, Эллен. Нам всем бывало тяжело, когда у тебя случались припадки ярости. Хорошо, что теперь ты думаешь и осознаешь.
Она несколько раз кивнула.
— Спокойной ночи, моя дорогая. Надеюсь, все это скоро закончится — как ни больно будет нам всем.
— Спокойной ночи! — ответила Эллен, ощущая, как прошлое сочится изо всех углов большого дома. На номерах телефонов и днях рождений сосредоточиться было куда легче.
И тут раздался первый удар грома.
Эллен любила грозу — сколько себя помнила. Гроза сердилась еще больше, чем она. Это было так здорово. Она могла отдохнуть, погрузившись в эту злость. В замке Эрелу раскаты грома нередко звучали громче, чем в других местах. Словно гроза достигала кульминации прямо над островом.
Спустившись в подвал, девушка долго выбирала среди винных бутылок и в конце концов взяла ту, на которой была самая уродливая этикетка. По пути наверх позвонила Филиппу.
— Скучаю по тебе, — сказала она, едва он снял трубку.
— Я тоже. Как там у тебя дела?
— Задыхаюсь.
— В Эрелу и впрямь маловато места, — рассмеялся он.
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Чем бы я ни занялась, она тут же появляется и спрашивает, что я делаю, куда собираюсь, приправляя все это язвительными замечаниями и напоминаниями о том, какой невыносимой я была в детстве — и остаюсь до сих пор. Это уже перебор. У меня от нее изжога.
— А тебя это правда задевает? Попробуй не обращать внимания — хотя я понимаю, что мне легко говорить.
— Просто все уже через край. Она не хочет, чтобы я была здесь. Как будто я отравляю ей жизнь и напоминаю о…
— Ты справишься, и, если честно, мне кажется, вам с Маргаретой это пойдет на пользу, хотя сейчас тебе там неуютно. Расскажи мне про доктора Хиральго.
— Он странный, то есть… даже не знаю. «Странный» — не самое подходящее слово. Тебе бы он наверняка понравился. Хочет, чтобы я снова прошла через это, с самого начала, и все проработала.
— Ох, хотелось бы услышать все в подробностях, но сейчас мне надо идти в гримерку. Перезвоню позже.
— Мне кажется, Филипп, что я боюсь воспоминаний.
— А ты не бойся. Что может случиться? Это все равно, что бояться привидений. Они ничего тебе не могут сделать. Думаю, старикашка прав. Проработать прошлое — единственный способ двигаться дальше. Эллен, я тебя люблю, но я уже говорил — ты как тикающая бомба, и если не займешься всем этим сейчас, то произойдет взрыв, в котором кто-то или что-то погибнет. Мне кажется, этого тебе следует бояться куда больше. Во всяком случае, я боюсь именно этого.
Она положила трубку, и тут за окнами кухни сверкнула молния, а сразу за ней загрохотал гром.
Эллен закрыла окно. Дождь еще не начался, но уже подкралась темнота, поэтому трудно было увидеть, насколько черны тучи.
Она зажгла свечу на кухонном столе, достала штопор и обычный стакан — сил не было идти в столовую за хрустальными бокалами, к тому же мама наверняка всполошится, если она возьмет один из них.
Промежутки между вспышками и раскатами грома все сокращались.
Раз, два, три…
Девушка вздрогнула. Кто-то постучал в дверь?
Стук повторился.
Кто это может быть? В такую пору?
В дверь постучали снова.
Взглянув на часы, Эллен медленно поднялась. Включила наружное освещение, надела цепочку, сделала глубокий вдох и осторожно приоткрыла большую дубовую дверь.
Эллен, 22:10
— Ой, привет! — с удивлением проговорила Эллен.
— Привет! Я услышал, что ты вернулась домой, и примчался, как только смог. Можно мне войти, пока дождь не начался?
Это был Дидрик, их сосед, он стоял перед ней с узеньким красным галстуком на шее и ухмылялся. В одной руке держал бутылку вина, а в другой — корзину.
— Я прихватил с собой немного деликатесов, как говорят у вас в Стокгольме. Все собственного производства.
Они не виделись несколько лет, но вид у него был такой же самодовольный, как и тогда.
Маргарета рассказывала, что он теперь хозяйничает на родительском участке и занялся выращиванием экологических продуктов по ту сторону озера. Мама Дидрика всегда недолюбливала Эллен, поскольку та была журналисткой и «девушкой с проблемами». Ужасной во всех отношениях. Но это, похоже, только заводило Дидрика. Маменькин сыночек только что разменял пятый десяток — и, вероятно, наконец-то перерезал пуповину.
— Это все мне? — спросила Эллен, искренне удивленная, когда он протянул ей корзину.
— Да, то есть — я подумал, что мы могли бы насладиться всем этим вместе.
«Насладиться — очень уместное словечко», — подумала Эллен, осторожно улыбаясь.
Строго говоря, Дидрик дружил со старшим братом Эллен, но она ему всегда нравилась, и он предпринимал бесчисленное количество попыток завоевать ее сердце — начиная с любовных записочек в школе до серьезных предложений слетать на выходные в Париж. Чего он только ей не предлагал! В один из таких периодов много лет назад Эллен изо всех сил старалась проявлять к нему интерес, но что-то в Дидрике было не так. Казалось, он принадлежит к другому поколению — слегка оторванный от мира, хотя и в курсе основных новостей.
